Побочное действие
Шрифт:
– Так ты мне… поможешь? – спросил незнакомец не слишком уверенно, чем вызвал гадкий смешок со стороны вояки у противоположной стены. Мэл подняла брови, шикнув от тянущей боли, что маской охватывала всё лицо, но продолжала наблюдать за многоножкой, как за невероятным дивом. Как же, однако, интересно: помогать пиратскому прихвостню…
– Ну да, сейчас, разбежалась, – проговорила Мэл наконец голосом старинной заводной куклы, которую пару раз с силой ударили о пол, что-то сломав внутри. Многоножка тем временем смылась за край лежанки, а у Мэл зачесался лоб, с такой силой, что она вскинула руки. Резковато – плечи снова свело, пришлось откинуться на подпирающий лежанку стол, стараясь сохранить каменное выражение лица. А на ладонях обнаружились повязки, аккуратные и почти чистые. Всего лишь с парой чёрных мазков: наверно, незнакомец прав насчёт сажи. И ожоги, конечно, тоже перевязал он… всё интереснее и интереснее.
– Ты кто такой? – неожиданно и резко, едва ли не командирским тоном, осведомилась Мэл. Шея вот только не слушалась – пришлось кое-как поворачиваться всем телом, чтобы смотреть в упор, не мигая, на очередного красномаечного, надеясь, что о «ведьме» в этом притоне уже наслышаны. Или просто из очередной привычки, или как там говорил предводитель притона. Отпугивать, строить стены, даже если, хоть тресни, не улавливаешь за человеком ничего дурного – ни мыслей, ни побуждений.
– Доктор, – с тяжким вздохом незнакомец прикрыл глаза. Ресницы у него оказались удивительно длинные и тёмные – мальчишка, как есть мальчишка, притом симпатичный. Интересно, как он вообще умудрился…
– Имя у тебя есть, доктор? – спросила Мэл устало и мягко, изо всех сил пытаясь удержаться на плаву в волнах сонливости, что с каждой секундой всё сильнее накатывали на мозг, свинцовыми лепестками ложились на веки. Пиратский доктор нахмурился и очутился рядом, присел на край лежанки, тронул пальцами стянутый недомытой грязью лоб. Тут же убрал руку – кажется, неправильно прочёл выражение лица пациентки, и произнёс:
– Бен.
Мэл кивнула, криво, как получилось, посекундно при этом морщась. Ноющая боль периодически кромсала спину резкими прострелами, но по иронии помогала держать глаза открытыми. А вообще нахрен такую иронию, если мозг отключался сам, под непрерывным давлением мыслей, которые, похоже, решили устроить там столпотворение?
– Так… что я такого успела сделать, чтобы заслужить здесь помощь доктора, а, Бен? – вырвалась наружу самая главная в этом столпотворении мысль. Был ведь только кивок, верно? И под «закончится» Мэл тогда имела ввиду…
– Наверное, согласилась работать на Хойта. Как я когда-то. Других причин, почему тебя оставили в живых, я найти не могу.
Глава 12
Пробуждение пришло вместе с солнечными лучами, что сочились в зазоры между досками и падали прямо на лицо. Одно такое горячее пятно как раз перебиралось с переносицы на скулу, вызывая невыносимое желание содрать кожу вместе с грязью до крови и костей. Но Мэл заставляла себя не шевелиться. Даже глаз не приоткрыла, только сглатывала понемногу горечь с алкогольной примесью, стараясь, чтобы маячащий на горизонте восприятия соглядатай ничего не заметил. Достаточно, что этот урод пялился неотрывно, отвлекаясь, похоже, только на то, чтобы отлить, — Мэл тошнило от одного его взгляда, ползущего по голому бедру не хуже липучего насекомого.
Да, снять комбинезон всё-таки пришлось, только из памяти стёрлось, как это было. Кажется, вокруг тогда сгущались тени, едва разгоняемые тусклой лампой, а рядом неотступно торчал доктор… Бен. Настаивал, указывая на жирную черноту, что смазывалась с поверхности комбеза на грубую ткань импровизированной постели. Всё повторял: лишняя грязь, и нужно что-то решать с вывихом. В конце концов Мэл уступила, чувствуя за мужчиной какую-то усталую искренность и обречённость, а ещё заметную червоточинку вины. Копаться в последней совсем не хотелось, а разочарование охранника при виде не просто скромного, а закрыто-уставного комплекта белья в другой ситуации даже рассмешило бы. Хорошая штука – шорты и топ. Когда-то носилось под укомплектованную всеми знаками различия форму артиллериста, – только вчера? Или вчера Мэл поотрывала с мясом все эти побрякушки? И вчера же, едва не отключаясь, выбралась из самого комбеза, чёртовой несгораемой тряпки, покрытой слоем сажи?
Мэл не помнила. Помнила только, как недоверчиво покосилась на помятую металлическую флягу, которую сунул под нос док, втянула в себя сивушный душок. Бен только улыбнулся грустно и заявил: альтернативный наркоз в виде «того, что здесь курят» предлагать не станет. Во фляге оказался разведённый спирт – Мэл с непривычки задохнулась, но всё-таки проглотила огненный комок, и сейчас катала на распухшем языке привкус алюминия вместе с желчью, выброшенной пустым желудком. Бен удовлетворённо кивнул и уселся около лежанки на притащенный откуда-то стул.
Спирт почти помог перенести момент, когда пиратский доктор обхватил длинными пальцами повреждённую руку в локте и запястье и, упираясь ногами в бок пациентки, потянул на себя. Мэл умудрилась не провалиться в отключку совсем, и сквозь муть перед глазами старалась ещё как-то двигаться, очень условно помогая Бену зафиксировать руку повязкой. Кажется, был ещё один глоток, длинный, как будто Мэл пила простую воду, а потом со всех сторон надвинулась темнота.
В темноте поджидал огонь – тут же окружил кольцом, не давая ни шанса выбраться, но и не накрыл с головой. Мэл соприкасалась с обжигающими лепестками, они расступались на секунду, как занавес в древнем театре, открывая взгляду… да много чего. То Рича, мёртвого, с почерневшим лицом, наполовину съеденным жаром. То Лэнса, нереального, полупрозрачного: он улыбался и без звука обещал скоро вернуться. То отца, хоть видеть его совсем не хотелось. То главаря пиратов, смотреть на которого хотелось ещё меньше, на этот вот мутный взгляд, ирокез и шрам, красную майку в пятнах высохшего пота, напряжённые, блестящие мускулы. Главарь единственный из всех подал голос, и даже во сне давил, предъявлял претензии.
— …сделай, блядь, что-то с этой ёбаной хуйнёй! — Мэл помнила, как от этого рыка куснула себя изнутри за губу. Больно — неужели такое возможно во сне? И слишком уж сильно кололся чужеродный страх – доктор Бен, полуразмытый сновидением силуэт, испуганно дёрнул плечами, пытаясь спрятать в них голову.
– Если там перелом, просто так нельзя. — Бен косился на перемотанную бинтом руку, которую тыкали ему под нос, и до Мэл дошло: речь о сломанном пальце. Кажется, доктор пытался отвертеться от необходимости вправлять неизвестно что без возможности сделать снимок – странная логика, ведь совсем недавно Бен на ощупь вправил плечо самой Мэл.
— …давай, делай!
— Ну, как скажешь…
Мэл помнила короткий звериный рёв и оплеуху, которой Бена наградили за работу – глухой и мощный звук, будто мячом о землю. Дальше случился провал, темнота расцвечивалась то яркими вспышками, то тусклой желтизной лампы, колыхалась от множества голосов, отголосков и шепотков, – как есть чистилище, перевалочный пункт для неопределившихся душ…
– - Дерьмо какое… – шепнула Мэл так же неясно, как эти души. Нижняя губа в очередной раз лопнула посередине, привкус крови всколыхнул тошноту, которая, как по цепочке, заставила сглотнуть, притом очень шумно. Или это в башке так шумит? И ещё колет под сердцем, какой-то странной обидой, если с усилием поднять вялую руку, свободными от повязки пальцами ткнуться в ухо… Вибрация. Исправность. Молчание.
Рука бессильно упала вдоль тела, на край «постели», у которой, кстати, кто-то стоял. Уже неизвестно сколько времени… ах да, это же док. Бен. Бенджамин. Или Гип – как презрительно величал его во сне Ваас. Вместо имени.
– У тебя жар ночью был. Сильный… – Лба коснулась чуть прохладная, наверняка только что вымытая ладонь. – А потом прошёл…
Доктор замолчал, терпеливо ожидая ответа. Мэл разглядывала его сквозь слипшиеся ресницы, силясь протолкнуть забивший гортань комок и как-то упорядочить мысли. Ну да, всё правильно. Жар от вывиха. Остальное… ну кому тут объяснять, как работает искусственный вирус «генфриза». Привилегия правительственных шишек, финансовых воротил и их «маленьких принцесс». Замедление процессов старения, повышение общей сопротивляемости – нечто вроде придуманной заоблачно давними фантастами «биоблокады»*. От боли только, зараза, эта хрень не спасала – оставалось только на себя надеяться, на тело своё поломанное.