Поцелуй осени
Шрифт:
— Ничего, — махнула рукой Лика. — Это неважно.
— А что хоть рассказывала вам знакомая эта, хорошее или плохое? — ощерился в любопытной улыбке Евгений Павлович.
«Это твой папа тебя бросил. Ему, оказывается, только здоровые дети были нужны. Он сына хотел, похожего на Мастроянни. А ты вот с такой головой родилась!» — вспомнился Лике истерический крик матери. «Кобель поганый, не захотел горбатиться на больного ребенка, слинял, вражина!» — вторил в голове ворчливый голос бабки. Господи, как странно это, как нелепо, что человек, явившийся причиной твоих самых глубоких, самых затаенных комплексов, и не подозревает о том, какую роль ему довелось
— Так что вы слышали обо мне, милая девушка, плохое или хорошее? — пригнувшись, словно протягивая ладонь за подаянием, пролебезил Евгений Павлович.
И Лика, тряхнув головой, сбросив навалившийся на нее морок воспоминаний, ответила с улыбкой:
— Только хорошее, Евгений Павлович. Ольга Белова отзывалась о вас… с большим уважением.
Она поднялась с табуретки, сгребла со стола отпечатанные листки.
— Мне пора. Ваши труды я возьму, отвезу в экономический отдел. Как только будет какая-то информация, я с вами свяжусь.
— Сделайте милость, моя дорогая, — засуетился Евгений Павлович.
Он проводил Лику до прихожей, нетвердыми руками подал ей пальто. Затем хлопнул себя по лбу и потрусил куда-то в комнату, приговаривая на ходу:
— Ох, что ж это я. Совсем запамятовал…
Лика, уже одетая, маялась в коридоре, не чая уйти наконец из этого замшелого храма развенчанных фантазий. Рассказов появился из комнаты, держа в руках тонкую книжонку в бумажном переплете.
— Разрешите вам преподнести. Моя монография. Вышла пять лет назад. Правда, ограниченным тиражом… Но в наше время, когда забыты все светлые идеалы, а миром правит доллар, и это уже значительное достижение. Одну минуту, я сделаю дарственную надпись.
Лика тоскливо смотрела, как он шарил по внутренним карманам пиджака в поисках ручки, как опустился на табуретку, сгорбившись, неловко пристроив на коленке раскрытую книжку. В тусклом свете электрической лампочки на нее блеснула бородавчатая проплешина. Поднял голову, замигал на Лику желтыми растерянными глазами:
— Как мне к вам обратиться, не подскажете? «Дорогой…»
И Лика, проглотив сдавивший горло комок, усмехнулась:
— Напишите просто: «Случайной знакомой».
Прочь, прочь отсюда! Из этого склизкого, холодного, удушливого склепа.
И только выйдя на улицу, вдохнув полной грудью зимний воздух, она ощутила, как нечто тяжелое, много лет не дававшее распрямить плечи, давившее, делавшее ее хуже других людей, уходит, развеивается по морозному городу. Плечи распрямляются, дышится легче, и чувствует она себя абсолютно свободной.
Рассказовой она перезвонила через несколько дней. Лариса Николаевна отозвалась обычным своим резким, привыкшим повелевать голосом. — Это Лика, — представилась она. — Лариса Николаевна, я побывала у Евгения Павловича, отвезла его работы в экономический отдел, но, к сожалению…
— Совсем ерунда, так? — закончила за нее министерская железная леди.
— К сожалению, наших сотрудников они не заинтересовали, — постаралась выразиться дипломатичнее Лика.
— Ну что
— Лариса Николаевна, у меня к вам будет просьба, — продолжала Лика. — Вы, пожалуйста, сообщите об этом Евгению Павловичу сами. Мне… мне не хочется больше с ним общаться… Хорошо?
9
Пресс-конференция шла своим чередом. Прибывший утром в Россию премьер-министр Израиля терпеливо и доброжелательно отвечал на вопросы многочисленных журналистов, и только по его глубоко запавшим глазам на посеревшем лице можно было понять, что этот матерый политик едва держится на ногах от усталости.
В зале, где проходила пресс-конференция, стоял монотонный раздражающий гул, то и дело мигали вспышки фотокамер. Стрекочущие вентиляторы не справлялись с духотой, и переводчик премьера изредка промакивал багровый лоб клетчатым носовым платком.
Желающих задать вопросы было много, и над толпой представителей прессы постоянно взмывали вверх руки пытающихся обратить на себя внимание газетчиков. Министр старался никого не обойти вниманием, по очереди кивал то одному, то другому журналисту, предлагая озвучить свой вопрос.
Лика и Саша стояли довольно близко от стола, за которым восседал израильтянин. Они явились на конференцию одними из первых и заняли выгодную позицию. Однако невесть откуда появившийся франт в светло-сером в тонкую голубую полоску костюме вскоре попытался оттеснить Лику назад и занять ее место. Импозантный седоватый представитель писательской братии пробивался вперед с напористостью танка, не забывая, впрочем, расточать направо и налево приветливые белозубые улыбки. Возмущенная этакой бесцеремонностью, Лика подалась вперед и, будто случайно, двинула наглеца острым локтем под дых. Незнакомец сипло вдохнул воздух, беспомощно огляделся по сторонам. Лика одарила его невозмутимой улыбкой и заняла полагающееся ей по праву место.
Конференция была в разгаре, и Лика вскинула руку, дожидаясь своей очереди задать вопрос. Саша уже направил на нее камеру, премьер поощряюще кивнул ей. Лика открыла было рот, собираясь заговорить, как вдруг услышала позади себя хорошо поставленный голос, громко спросивший по-английски:
— Господин премьер, как вы оцениваете сложившуюся на сегодняшний день обстановку на Ближнем Востоке?
Выслушав переводчика, министр пустился в пространные объяснения. Лика, задохнувшись от злости, обернулась и встретилась с все таким же любезным, хотя и выдающим скрытую издевку, взглядом журналиста. Да откуда только взялся этот наглый, невоспитанный хлыщ? Она быстро взглянула на болтавшийся на груди незнакомца бейджик — «Пирс Джонсон, «Москоу ньюс», США». Ах, вот оно что, значит, гость с запада!
Дождавшись, пока переводчик озвучит точку зрения премьер-министра на положение на Ближнем Востоке по-русски, Лика, окинув бравого америкоса уничижительным взглядом, звонко спросила:
— Не кажется ли вам, господин премьер, что США в сложившейся ситуации ведут себя бесцеремонно, можно даже сказать, по-хамски?
Саша удивленно вытаращил на нее глаза, израильтянин поморщился, выслушав такой неполиткорректный вопрос. Лика быстро сверкнула на Джонсона угрожающе сузившимися глазами через плечо. Кажется, ей удалось-таки стереть с холеной физиономии американца неизменную широкую улыбку. В его глазах ей удалось разглядеть неподдельный интерес, он взглянул на нее с невольным уважением.