Поцелуй победителя
Шрифт:
— Я давно должен был это сделать.
— Ты ведешь себя, как человек, который готовится покончить с собой.
Арин покачал головой:
— Самоубийство — это недостойная смерть.
Рошар выпрямился во весь рост, скрестил руки на груди и постучал пальцами по мускулистым плечам.
— Я могу удержать тебя силой. У нас в стране есть закон, требующий оказывать помощь сумасшедшим, не давая им навредить себе.
— Ты и впрямь можешь мне помочь.
— Боюсь даже спрашивать чем.
— Одолжи мне свое кольцо.
7
Тундра была окутана белой дымкой. Сапоги мгновенно пропитались грязной жижей. Спрятавшись за низеньким кустом, Арин разглядывал через подзорную трубу колонну узников — темные фигуры, которые возникли из-за скал у подножия вулканов. Он всматривался в каждого, стараясь не пропустить никого, но лица Кестрель так и не увидел. Слишком густым был туман. Вереница заключенных скрылась за воротами лагеря, которые тут же захлопнулись.
Арин дождался ночи. Резко похолодало, вдалеке раздался вой. Илиан, посланник, который принес весть о Кестрель, предупреждал о волках. Он помог Арину добраться до тундры так, чтобы никто не заметил их с валорианской дороги. Днем они спали, а передвигались ночью. Теперь Илиан остался ждать у неглубокого озера вместе со всеми припасами и тремя лошадьми.
Арин велел себе успокоиться и уставился на запертые ворота. Его охватило напряженное оцепенение, он не мог думать ни о чем, кроме главной задачи. Ураган чувств, захвативший Арина в тот момент, когда Рошар передал ему слухи о смерти Кестрель, наконец стих. Спокойствие туманом легло и на запоздалую печаль, и на восторженную надежду. Оцепенение усмирило и то, что больнее всего терзало Арина, не давая вдохнуть, — вину.
Второй волк откликнулся на вой собрата. Темнота была неполной, но Арин знал: темнее уже не станет. Он выбрался из укрытия и поспешил к руднику. У подножия вулкана, вершина которого растворялась в зеленоватой полутьме, Арин набрал серы и втер ее себе в волосы. Тем же желтым вонючим крошевом он измазал лицо, как следует замаскировав шрам. Потом залепил руки, спрятав под серной коркой кольцо Рошара.
Арин был одет просто и после долгого пути забрызган грязью. Со стороны он выглядел как одно большое желто-бурое пятно: не разобрать ни возраста, ни происхождения. Он очень надеялся, что присматриваться никто не станет. Арин спустился в шахту. Сердце билось гулко, казалось, его стук эхом разлетается по туннелю. Оставалось дождаться утра.
На рассвете, когда узники спустились в шахту с кирками, Арин вышел из тени и смешался с толпой, стал одним из них. Он незаметно вглядывался в их лица. Не увидев Кестрель среди заключенных, Арин испугался, что, возможно, опоздал, ведь прошел целый месяц. Он ненавидел себя за это. По пути в глубь шахты его терзали невыносимые мысли. Что, если Кестрель больна или ранена? Или ее перевели в другую тюрьму. Вдруг он зря тратит драгоценное время, пока она мучается где-то в другом месте? Думать о самом худшем Арин себе не позволял. Кестрель сильная, ее не сломить — она должна была выжить. Однако безучастные лица других узников, их пустые глаза и шаркающая походка поколебали уверенность Арина. По спине пробежал холодок.
В шахту спустились два надзирателя, которые, впрочем, не слишком-то следили за узниками. Они ничего не заметили, когда Арин забрал кирку прямо из рук одного заключенного. Узник принялся бродить по шахте, точно лунатик, пытаясь выцарапать серу из стен окровавленными пальцами. Арин наблюдал за ним краем глаза, удивляясь, насколько узник одержим своей целью. Наконец охранники заметили непорядок и, переговариваясь, подошли к заключенному. Арин еще больше ссутулился и постарался не поднимать головы, смотреть вперед без выражения и не прерывать работу. В итоге валорианцы лишь пожали плечами и нашли узнику новую кирку.
Арин продолжил долбить породу. Он представил Кестрель в шахте и с силой вонзил кирку в стену туннеля. Арин сглотнул ком, подступивший к горлу. Нельзя было привлекать к себе внимание, но тошнота не отступала.
Так, наверное, прошло несколько часов — Арин потерял счет времени. Тусклый серый свет едва проникал в шахту. Внезапно все узники замерли. Арин, который как раз замахнулся киркой, едва успел опустить ее. Он тоже застыл, как статуя, не понимая, чего все ждут. Оказалось, надзиратели разносили воду. Узники напряженно вытягивались в нетерпении и с жадностью припадали к чашке. Арин, повторяя за ними, тоже сделал глоток. Прошло несколько секунд, и его пульс резко подскочил.
Арин не чувствовал собственного тела. Словно глядя на себя со стороны, он понял: в воду что-то подмешали. Арин почти с восторгом принялся энергично долбить стену киркой. «Это неправильно, это не я», — говорил он себе, но продолжал с энтузиазмом наполнять корзину серой.
Так ничего не получится. У него был план, Арин все продумал, когда шел сюда… Но рубашка уже пропиталась потом, а детали плана начали вылетать из головы, и он уверился в неминуемом провале. «Из-за тебя». Руки Арина опустились. Он снова услышал голос Кестрель в ночь после Зимнего бала и почувствовал, как покачивается карета. «Из-за тебя», — произнесла Кестрель и раскрыла губы навстречу его губам. Мысль о том, зачем он здесь, вонзилась в голову и провернулась, как ключ. Арин снова стал собой. Он больше не подведет Кестрель.
Постепенно действие наркотика ослабевало. Он еще не вышел до конца и периодически давал о себе знать скачками пульса, напоминавшими прыжки кузнечика. Но в целом Арин чувствовал, что тело успокоилось. Навалилась усталость, суставы казались расшатанными. Надзиратели вывели узников на поверхность, где ждали другие заключенные, тоже усыпанные желтой пылью. Их было так много, что прикинуть общее количество не получалось. Все вместе они без труда сумели бы повалить охрану даже без оружия: многие держали в руках кирки, к тому же на земле валялось множество камней.
Арин понимал тех, кто предпочитал беспрекословно слушаться. После захвата Гэррана валорианцами он не сопротивлялся, поскольку знал, что бывает с теми, кто отказывался подчиняться. В конце концов, Арин был всего лишь напуганным мальчишкой. Потом он подрос, изменился, начал бороться. Не раз Арину пришлось поплатиться за это: его сильно избивали, и весь мир, казалось, пропитывался кровью, она проникала в мысли, в пищу. Однажды в наказание на Арина надели лошадиный недоуздок, заставив закусить грызло.