Поцелуй победителя
Шрифт:
— Я видела вас вместе. С чего ты это взял?
— Потому что она лгунья. Вечно играет в свои игры, не упустит шанс схитрить. Любого заманит в ловушку. Я тоже попался… — Арин оборвал себя на полуслове и принялся с удвоенной силой чистить бурые бока Ланса. — Она не умерла.
— Не умерла? — обеспокоенно переспросила Сарсин.
От резких движений щетки мускулы коня напряглись.
— Нет.
— Арин, я понимаю твои чувства. Тебе кажется, что это невозможно, это ошибка, которую еще можно исправить…
— Нет, не в этом дело. Просто во всей истории сквозит фальшь.
— В каком смысле?
Щетка в руках Арина задвигалась быстрее.
— Взять хотя бы тайную церемонию. Для императора свадьба была очень важна. Гости, шикарный прием. Валория ждала продолжения династии. Ты же понимаешь, что невеста — только символ? Важно было не то, что принц женится на Кестрель, а то, что у императора будет союз с армией. Он бы не стал отменять торжества. Если даже брак заключили тайно, почему император не заставил провести церемонию повторно? Я не могу в это поверить.
— Просто ты не хочешь верить…
— Умерла от болезни, значит? Она ни разу не болела за то время, что я работал на вилле! Кестрель только однажды оказалась прикована к постели, и то потому… — Арин резко замолчал, вспомнив, как она хромала после дуэли, на которой пыталась спасти его. Он опустил щетку.
Так уже бывало. Арин постоянно выдумывал о Кестрель то, что сочеталось бы с образом, который он помнил. Перебинтованное после дуэли колено, поцелуй, ночь, когда она открыла дверь, разделявшую два сада на крыше. Арин увидел ее из окна своих покоев, подождал, прислушиваясь к быстрому стуку собственного сердца. Потом дверь снова захлопнулась. Воспоминания об этих мгновениях — красивые соблазнительные выдумки — преследовали Арина во дворце и заставляли сочинять небылицы. Однажды он даже предположил, что Кестрель и есть Мотылек.
— С начала лета прошел месяц. — Его голос доносился будто со стороны.
Ланс фыркнул и забил копытом. Он выгнул шею и ткнулся лбом в грудь своего нового хозяина. Сарсин открыла было рот, чтобы что-то сказать.
— Оставь меня, пожалуйста, — попросил Арин. — Я ответил на твой вопрос и теперь хочу побыть один. Мне нужно подумать, — добавил он, хотя сам еще не понимал о чем.
Кузина ушла. Арин запустил пальцы в конскую гриву. Кестрель обожала Ланса, но это не помешало ей оставить своего любимца. Арин вспомнил, как ее руки гладили гриву коня, перебирали жесткие пряди. Тонкие длинные пальцы легко дотягивались до нужных клавиш на фортепиано. А еще родинка, похожая на черную звездочку. Арин невольно представил Кестрель во дворце, в музыкальной комнате. Сам он побывал там всего раз, около месяца назад, за несколько дней до начала лета. На ней тогда было синее платье с длинными рукавами и манжетами на запястьях.
Внутри шевельнулось странное чувство. Неясная тревога. «Так ты умеешь петь?» — это первые слова, которые Кестрель сказала Арину в день, когда купила его. Тошнота ошейником стиснула горло, как и тогда, когда Кестрель задала этот вопрос. У молодой госпожи совсем не было акцента. Она говорила на чистом гэрранском, будто знала его с детства.
— Я уже рассказал все, что знаю, — удивился посланник.
Арин снова пришел в свои старые покои. Он до того боялся не застать гостя, что едва не запаниковал, представив, как придется искать его и терять драгоценное время. Но гэррани открыл дверь, едва Арин успел постучать.
— В тот раз я задавал неправильные вопросы. Давай начнем сначала. Ты сказал, что узница просунула руку через решетку и отдала тебе мотылька.
— Да.
— Саму девушку ты не видел.
— Верно.
— Но сказал, что она гэррани. Почему ты так решил, если не видел ее?
— Потому что она говорила на гэрранском.
— На чистом гэрранском?
— Да.
— Без акцента?
— Да.
— Опиши ее руку.
— Я не уверен…
— Начни с кожи. Ты сказал, она была более бледной, чем у нас с тобой.
— Да, как у домашней рабыни.
То есть примерно как у валорианки.
— А предплечье ты не видел? Или хотя бы запястье…
— Запястье — да, теперь вспомнил. Руки у нее были закованы. Я видел кандалы.
— А рукав платья ты не видел?
— Не уверен. Синий, вроде.
В душе Арина забурлил ужас.
— Вроде или точно?
— Я не знаю. Все случилось слишком быстро.
— Прошу тебя! Это важно.
— Я не уверен. Не хочу ненароком соврать.
— Ладно, ладно. Рука была правая или левая?
— Не знаю.
— Может, еще что-нибудь помнишь? Не заметил ли ты кольца или печатки?
— Не видел, но…
— Да?
— Помню родинку. Возле большого пальца. Вроде маленькой черной звездочки.
— Арин. — Рошар на секунду зажмурился, потом уставился на друга. В глазах принца читалась смесь легкого отвращения с изумлением. Так смотрят на уродцев — вроде животных, рожденных с двумя головами. — Это звучит…
— Мне все равно, как это звучит.
— Ты уже сочинял такие теории.
— И был прав, но не доверял самому себе. Она солгала, а я попался. Зря я ей поверил.
— Арин, она умерла.
— Покажи мне тело.
— Серьезно говорю, ты меня пугаешь.
— Солдаты мне не нужны. Я поеду в тундру один.
— Я не об этом.
— Знаю. Но все равно поеду.
— Ты не можешь бросить все в разгар войны и отправиться на охоту за призраком!
— Я вернусь.
— Тундра принадлежит Валории. Ты понимаешь, что будет, если тебя поймают? Они сразу поймут, кто ты. Шрам…
— Ты справишься и без меня, сам говорил.
— Да я же пошутил!
Арин вручил Рошару чертежи миниатюрной пушки — копию тех бумаг, что он отдал Сарсин.
— Я попросил кузину проследить за производством орудий. Гэррани еще слишком слабы, чтобы сражаться, но для того, чтобы изготовить такие пушки, много сил не нужно. Пусть детали механизма делают разные люди. Ядра можно доверить даже старикам. Если начать сейчас, то к моему возвращению у вас уже будет готов небольшой арсенал.
— И ты вот так просто отдаешь мне чертежи?