Поцелуй теней
Шрифт:
– Для сидхе редкость – иметь более одной руки силы. Откуда же у меня две?
– Твои руки проплавили два металлических прута на кровати. Два прута, по одному на каждую руку.
Я встала и шагнула от него подальше:
– Откуда ты знаешь?
– Я видел с балкона, как ты спишь. Видел спинку кровати.
– А почему ты не дал мне о себе знать?
– В тот момент твое состояние можно было бы назвать наркотическим сном. Вряд ли я мог бы тебя разбудить.
– А в ту ночь, когда ты послал пауков? У Алистера Нортона?
– Ты говоришь о человеке,
Это меня поразило, и я уставилась на Дойла:
– О чем ты, Дойл? Когда Нортон приносил жертвы сидхе?
– Когда крал силу у женщин с помощью Слез Бранвэйн.
– Да нет, я там была, чуть сама не стала его жертвой. Не было церемонии вызова сидхе.
– В первом классе любой школы этой страны учат, что сидхе запретили только одну вещь, когда нас сюда пускали.
– Нам запретили выдавать себя за богов. Нам нельзя быть объектом культа. Мне это объяснил дома отец, потом в школе по истории, потом по государству и праву.
– Ты единственная среди нас, кто учился с обыкновенными людьми. Это я иногда забываю. Королева была вне себя, когда узнала, что принц Эссус записал тебя в общественную школу.
– Она меня пыталась утопить, когда мне было шесть, Дойл. Утопить, как топят чистопородного щенка с неправильным окрасом. Не думаю, что ей было хоть сколько-нибудь интересно, в какую школу меня отдали.
– А я вряд ли видел королеву настолько удивленной, как в тот раз, когда принц Эссус забрал тебя и свою свиту и поселился среди людей. – Он улыбнулся – чуть сверкнуло белое в темном лице. – Как только она поняла, что принц не намерен терпеть недолжного обращения с тобой, она стала заманивать его обратно ко двору. Она многое ему предлагала, но он десять лет отказывался. Достаточно долго, чтобы ты выросла из ребенка в женщину среди людей.
– Если она была так возмущена, почему она стольким представителям Неблагого Двора разрешала нас навещать?
– Королева и принц оба боялись, что ты станешь слишком человеком, если не будешь видеть своих соплеменников. Хотя королева не одобряла выбор свиты, сделанный твоим отцом.
– Ты о Кеелин, – уточнила я.
Он кивнул.
– Королева никогда не могла понять, зачем он взял тебе в компаньонки фею без капли сидхейской крови в жилах.
– Кеелин – наполовину брауни, как и моя мать.
– И наполовину гоблин, – напомнил Дойл, – а этой крови в тебе нет.
– Гоблины – пехота армии Неблагого Двора. Объявляют войну сидхе, но начинают ее гоблины.
– Это ты повторяешь своего отца.
– Да. – Я вдруг снова устала. Эти краткие вспышки веселости, увлекательнейшие возможности новых сил, возвращение ко Двору – все это не сняло усталости, вымотавшей меня до костей. Но еще одно я должна была узнать. – Ты сказал, что Алистер Нортон поклонялся сидхе. Что ты имел в виду?
– То, что он с помощью ритуала вызывал сидхе, когда сидел на кровати посреди круга силы. Я узнал эти символы. Ты ритуала не увидела, потому что даже самому необразованному человеку известно: вызывать силу сидхе ради магии запрещено.
– Он
– Именно так.
– Я видела в зеркале какого-то сидхе, но не видела лица. Ты не почуял, кто это?
– Нет, но кто-то достаточно мощный, чтобы я не мог пробиться. Я мог только послать тебе мое животное и мой голос. А меня не пустить очень непросто. Для этого многое нужно.
– Так один из сидхе себе позволил...
– Или позволила, – уточнил Дойл.
Я кивнула:
– ...или позволила себе стать объектом поклонения, и они дали Слезы Бранвэйн смертному, чтобы тот использовал их против фей.
– Вообще-то людей с фейрийскими предками не принято считать феями, но в данном случае – да.
– За допущение поклонения – смертный приговор, – сказала я.
– Допустить использование Слез против фейри – это значит быть осужденным на пытку на неопределенный срок. Некоторые предпочли бы смерть.
– Ты сказал королеве?
Дойл оттолкнулся от пола и встал.
– Я сообщил ей о сидхе, который или которая разрешили себе поклоняться, и о Слезах. Теперь я должен сказать ей, что у тебя есть рука плоти и что ты получила крещение кровью. Еще она должна знать, что предатель – не Шолто, но тот, кто говорил с ним от имени королевы.
Я вытаращила глаза при этих словах:
– То есть она послала только тебя, одного, против Шолто и всех слуа, когда решила, что он сорвался с цепи?
Дойл ничего не сказал.
– Не хочу тебя обидеть, но тебе нужна была поддержка.
– Нет, она меня послала доставить тебя домой до того, как Шолто уехал из Сент-Луиса. Я приехал в тот вечер, когда послал пауков тебе на помощь. А Шолто двинулся в путь только на следующий день.
– Значит, кто-то узнал, что королева хочет меня вернуть, и меньше чем за сутки разработал план, как меня убить.
– Очень на то похоже, – согласился Дойл.
– Ты был рядом с королевой, кроме тех случаев, когда она посылала тебя убивать, – сколько? Шестьсот, восемьсот лет?
– Тысячу двадцать три года, если быть точным.
– Тогда, если она не посылала тебя меня убить, зачем было посылать тебя? Есть другие из ее Воронов, которым я доверяю больше.
– Больше доверяешь или больше симпатизируешь? – спросил Дойл.
Я задумалась, потом кивнула:
– Ладно, больше симпатизирую. Дойл, это самый длинный разговор, который нам с тобой приходилось вести. Почему она послала тебя, свой Мрак?
– Королева хочет, чтобы ты вернулась, Мередит. Но она боялась, что ты ей не поверишь. Я – это ее жетон. Если королева посылает Мрак, да еще со своим личным оружием, со своей магией в его теле, то это доказательство ее искренности.
– Зачем ей мое возвращение, Дойл? Она послала тебя до того, как я вошла в свою силу, – а это было сюрпризом для всех нас. Что заставило ее переменить намерение? Отчего меня признали достойной жить?
– Она не приказывала тебя убивать.
– Но никогда никому не мешала пытаться.