Почти непридуманные истории
Шрифт:
– Аааааа!!! —Ноги кузнеца уперлись в матушку сыру землю, мышцы вздулись стальными буграми, ворота качнулись и поплыли, а первые стрелы всадников звеня впились в дерево створок.
Ещё мгновение и ворота сошлись, глухой удар возвестил о том, что запорное бревно водрузили на место.
Отец Вольки развернулся лицом к монголам и глубоко вздохнув развёл руки в вольном размахе, словно пытался обнять вечность.
Дождь стрел накрыл кузнеца.
* * *
Волька стоял на стене. Он видел тучу стрел, обрушившихся на отца. Сердце сжалось. Он отвернулся зная, чем это закончиться.
Варенька, поднявшаяся на стену к мужу, стояла рядом. Голова мальчишки опустилась на ее плечо.
– Он у тебя герой. – ладонь девушки зашебуршила в волосах Вольки. Сын кузница сделал неловкую попытку обнять девушку, его рука скользнула по ее груди. Сердце застучало словно кузнечный молот. Сквозь ткань сарафана пальцы почувствовали набухающий бутон соска. Он одернул руку и покраснел.
– извини. – начал он заплетающимся голосом
Она взяла его руку и положила на талию и улыбнулась:
– Ты муж мне, законный, твое право теперь.
Он, осмелев поднял на неё глаза, пытаясь отыскать ответ в изумрудных очах девушки на извечный, как само бытие вопрос. Она смотрела на него не отводя глаз, уверенно, кидая вызов самой смерти, сердце девушки билось часто щеки предательски горели.
– Некогда нам с тобой жданки ждать, смерть под городом монгольской ратью встала. И Батя твой жизнь отдал что б у нас с тобой хоть одна ночь, но была.
Руки научившиеся крушить и убивать, привыкшие к тяжелой работе у раскалённого горна обрели нежность, он прижал ее к себе и впился в ее уста долгим и неумелым поцелуем.
Голова шла кругом.
В страстном и нежном поцелую реальность ушла из-под ног, уже не было вокруг боли и потерь были только они.
Монгольская кавалерия подошла слишком близко к стене. Ответный залп защитников Козельска был прицельным и с десяток скакунов вернулись в стан волоча за собой трупы своих хозяев.
– Гонца ко мне!! – Орал Батый, проклиная неповоротливость всадников.
Посыльный рухнул перед ханом на колени.
– Стрелой лети к Кадану и Бури. Пусть бросают все и разворачивают тумены на Козельск. Без их осадных орудий этот городок нам не взять. И пусть следуют незамедлительно, без остановок.
Гонец скрылся в темноте за пологом шатра.
Оставляя Хана на едине с его мрачными мыслями. Проклятый городишко уже смертельно унизил великого Хана, заставив его просить помощи.
* * *
Огромные валуны разметали баррикаду горожан, а горшки с нефтью сеяли пожары.
Монголы шли медленно, не торопясь. Наглые и надменные. Свист и улюлюканье витающие над полками, сплетались в странный напев.
Подпустив монголов почти вплотную, защитники дали залп, буквально сметя первые ряды. Но монголы не замедлили шаг, буквально затаптывая своих же раненых. Свежие, сытые. Тумены Кадана и Бури пришли три дня назад, и ещё не поднимались на штурм стен. Их стяги, не знающие поражений, гордо реяли в потоках весеннего ветра.
Свежесколоченные, не струганные лестницы уперлись в кирпич раскуроченных стен. Зазвенела сталь.
Волна за волной монголы налетали на бастион. И снова и снова откатывались, усыпая поле перед стеной ранеными и убитыми. Ряды защитников редели. Но не было ни стонов, ни плача с их стороны. Урусы умирали молча, стиснув зубы. Мужчины, женщины все стояли в одном строю и разили врагов. Не было ни слов, ни команд. Лишь скупой звон стали.
Чингизиды наблюдали за боем с холма, выбранного Батыем. За пятьдесят дней, что стоял Козельск, Великий Хан изучил каждый камушек, каждый бугорок, каждую травинку на вершине смотрового холма.
Сейчас он сидел на сколоченном подиуме и наблюдал, как спесь слетает с лиц двоюродных братьев. Их кровожадные волки скулили и дохли как обычные шакалы под ударами урусов.
– Что заставляет этих обреченных на смерть так цепляться за жизнь? Ведь исход предрешён. Город выгорел до тла. А они все равно бьются. Как звери. Лишь бы увидеть ещё один рассвет или закат. Зная, что помощь не придёт. У Урусов не осталось ничего что можно было отобрать, кроме самой жизни. Гордость и честь отобрать невозможно. Но когда больше ничего не осталось, они приобретают огромнейшее значение. Бедные люди особенно тщательно хранят честь и веру. И чем богаче человек, тем больше страхов обуревает его.
Сейчас паника и ужас поселились в сердцах смелых степных наездников, а может просто русское золото отяготило их мошну, и они уже в мыслях и мечтах тратили эти богатства на утеху и прихоти, и смерть на стенах этого проклятого городишка не входила их планы. И ни угрозы, ни плаха уже не могли изменить данность.
Жажда золота была сильнее страха смерти, это помогло сломить отчаянное сопротивление Рязанцев и Владимирцев.
Батый засмеялся. Он хохотал сквозь слёзы. Он понял почему нельзя завоевать все Земли.
– Мир слишком огромный. Намного больше людской жадности.
Чингизиды обернулись, в недоумении.
– Остановите штурм. Это пустая трата монгольской крови.
Бури взмахнул платком. Заиграли барабаны. Монголы отступили, даря защитникам ещё один рассвет.
– Завтра всех рабов на масло. Поставить котлы. Пусть урусы все видят. Рубите долго. Пусть умирают в диких муках. А войску скажите: Урусов много, невольников мы ещё захватим. Завтра Козельск падет.
* * *
Страшную картину осветил рассвет. Толпы голых славян стояли в очереди за своей смертью. Тела рубили на куски и складывали в котлы вытапливая жир. Рубили без пощады и мужчин, и женщин, детей.
Волька сглотнул слюну, но ком подкативший к горлу не исчез.
Натруженная рука легла на его плечо.
– Смотри сынок, и не вздумай отвести глаз. Ибо некому кроме нас свидетельствовать перед богом за их злодеяния.
– Так если мы падем что ж наших, то ждёт?
– Я сам боюсь этих мыслей, Волька.