Почти непридуманные истории
Шрифт:
– Там же и дети, и женщины.
– Уж лучше от родной руки, чем такой страшной ....
Волька вздрогнул, как от раската грома и обернулся. Варька стояла, рядом всматриваясь в чадящую кострами даль.
– Обещай, что не допустишь....
– Я не смогу …
– Должен. Ты муж мне и в ответе за меня. Не позволь мне расстаться с этим миром в муках и упаси господи отречься от веры Христовой под пытками.
– Мы не…
– Столько боли. Это наш последний рассвет. Не отдавай меня им. И не позволь мне дойти до самоубийства. Спаси меня от этих страшных пыток. Ты должен. Должен…
Варя вложила клинок в руку мужа и впилась поцелуем в губы Вольки.
Треснула пронзаемая ткань, лезвие ножа легко нашло девичье сердце.
Но в ее глазах светилась благодарность.
– Я буду тебя ждать. – тихий шёпот смешался с последним выдохом.
– Я не стану задерживаться.
Безжизненное тело обмякло в руках юноши. Воевода помог спустя тело Вареньки со стены.
– Подожди Волька, ещё одно дело к тебе есть. Не менее важное. Княжича нашего Василия подменить надобно. От смерти лютой уберечь.
Юноша кивнул головой.
* * *
– Княжич, ты беги через северную стену до реки и там в низ по течению. Да хранит тебя господь. А мы с малым тут обо всем позаботимся.
Волька поправил великоватый шишак, украшенный сусальным золотом.
– А вы?
– А что мы? Нас осталось горстка, так или иначе это последний штурм больше защищать город не кому. Наши семьи уже заждались нас там. – Воевода кивнул головой в небо.
– Как я один то?
– Ты князь. Ты укор не пришедшим на помощь. Ты свидетель наших подвигов. Кому, как не тебе поведать миру историю нашего сопротивления?
Княжич протянул руку, сыну кузнеца. Дружинник ответил крепким рукопожатием.
– Мою чащу испьешь. Моей смертью погибнешь. Я могу что-то сделать для тебя?
Волька сильно повзрослел за время осады. Не детская усталость и печаль сверкала в его глазах.
Тяжелый валун, брошенный монгольским требушетом возвестил о начале атаки.
– Главное не сдавайся княже. Мне туда… на стену надо, расскажи миру о нас.
Ответить князь не успел, Волька уже мчался к развалинам крепостного вала.
Всеволод положил руку на плечо юного князя.
– Не гоже время терять. Поспешим.
Горшки со страшным топливом устремились к Козельску. Огонь охватил мёртвый город.
Все живые собрались на остатках стены. Стоя со слезами на глазах, защитники жаждали лишь смерти и мести. Адреналин бурлил кровь. Руки сжимали оружие. Ненависть и ярость предавали сил.
Растеряв все горшки с натопленным жиром. Полчища Батыя пошли на штурм. Монголы приближались, дикая злоба и ущемлённая алчность жгли их сердца. Урусы встретили их со зловещей улыбкой. Зазвенела сталь, затрещали древки, полилась кровь. Израненные защитники умирали прям на стене. Живым редутом заслонив пробитую требушетами брешь, урусы стояли словно титаны, громя монгольскую рать, стена из щитов была крепче кирпичной.
Без счёта жизней собрала смерть в этот полдень. Жажда наживы, проснувшаяся у потерявших всех захваченных рабов монголов, наткнулась на жажду смерти урусов. Словно боевые машины, подобно каменным утесам среди волн, стояли крестьяне и ремесленники Козельска.
Нервы Кадана и Бури сдали. Барабаны застучали отход. Радуясь, что до них так и не дошла очередь, монголы повернули к лагерю.
Кроваво солёный вкус последнего поцелуя жёг губы облаченного в княжеские доспехи Вольки.
Юноша знал, что не сможет пережить ночь и встретить новое солнце без улыбки любимой.
– Она ошиблась. Мы снова устояли. Не смотря на пожары и обстрел камнемётов. – мысль обожгла сознание каленым прутом. Слеза заволокла глаза.
– Так долго я не выдержу, я не хочу ждать до завтра.
Юноша отбросил тяжелый щит, и снял кольчугу. Солнце играло на его белой коже. Было немного зябко. Волька вынул из рук павшего рядом мясника топор. Он был тяжеловат для левой руки. Но зато раны, нанесённые этим лезвием, были ужасны. Княжеский меч взметнулся к небу.
– Урааааааа!!! – Мальчишка устремился на отступающих монголов.
– Аааааааа!!! – почти три сотни голосов последних защитников Козельска слились в этом крике.
Не ожидавшие атаки монголы падали словно колосья под серпом жнеца. Среди них началась давка и сумятица. Обагрённые кровью, голые по пояс, урусы собирали урожай. Кадыгей сын Кадана устремил свою дружину на встречу русской ярости. Но пал под ударом. Лезвие глубоко засело в черепе и топор выскользнул из рук Вольки.
Один за одним полыхали требушеты.
Оставляя за собой лишь горы трупов и кровь, русские лавиной неслись к монгольскому стану.
Мир сузился до радиуса, описываемого лезвием княжеского меча. Волька разил врагов не оглядываясь. Он не видел, да и не мог видеть, как тает русский кулак, вклинившийся в массу монгольского войска. Княжеский меч переломился, и обломок оборвав жизнь очередного врага, вырвался из рук. Волька нагнулся за монгольским копьем, но удар в затылок свалил его с ног. Золоченый княжеский шишак слетел. И ветер ласково трепал слипшиеся от крови русые волосы юноши. Руки скрутили и связали. Волька попробовал встать, но жесткий удар сбил его с ног.
Восторженные крики монголов вдруг стихли.
Захватчики расступились. К скрюченному Вольке кто-то подъехал на коне.
Русич попробовал поднять голову, но не смог.
Кто-то из сопровождавших всадника произнёс:
– Великий Бату хан спрашивает, чего ты ищешь князь Василий? И чего хочешь?
Злоба клокотала внутри вчерашнего мальчонки. Но Волька молчал, стиснув зубы.
–Твой титул не спасёт тебя ни от смерти, ни от пыток. Как не спас твоего деда.
Юноша снова попытался встать, и снова не удачно.