Под чужим знаменем
Шрифт:
Семен Алексеевич, прищурив глаза, какое-то время пристально, изучающе смотрел на Юру, пытался расшифровать происшедшее. Еще там, во время случайной встречи на улице, он понял, что мальчик его узнал, но мог только гадать, обернется это худом или добром. И вот, словно спасательный круг, Юра бросил ему сейчас в руки эту наивную легенду о садовнике. Воспользоваться ею или нет?.. Вряд ли его отпустят вот так сразу, без допроса. Но какие подробности он еще приведет, кроме тех, что успел ему сообщить Юра? Ложь всплывет
И еще одна безрадостная мысль пронеслась следом. Кольцов, с которым тогда стоял Юра, его, к сожалению, не заметил. И едва ли Юра поделится с Кольцовым своей тайной. «Безнадежное дело, – обреченно подвел итог своим размышлениям Красильников, – никаким боком не приладишь его для спасения…»
Словно отталкивая от себя спасательный круг, Семен Алексеевич решительно сказал фельдфебелю:
– Заберите пацана. Я его первый раз вижу.
– Как так в первый раз видишь? – изумился фельдфебель.
– А вот так, обознался он. Сапожник я, а не садовник, – усмехнулся Семен Алексеевич, но встал, подошел к решетке.
– Семен Алексеевич! Ну как же… – с отчаянием проговорил Юра.
Но Семен Алексеевич оборвал его:
– Сказал, не знаю я тебя – и не знаю! Что еще надо?
Фельдфебель сплюнул.
– Ты фамилию свою скажи.
Семен Алексеевич опять прищурился. Дерзкий огонек вспыхнул в его глазах. «Попытаться, что ли? Рискнуть? А вдруг?..»
– Нету у меня фамилии. И имени нету!
– Как это нету? Ты пошто мудришь?.. – уставился на него фельдфебель.
Но Семен Алексеевич больше не слушал фельдфебеля, пристально глядя в глаза Юре, он сказал:
– Человек без имени я. Понимаешь? – и затем внушительно повторил снова: – Человек без имени. – И отошел в глубь сарая.
Юра и фельдфебель вернулись в канцелярию. Там вместе с Дудицким сидел коренастый, с настороженными желтыми глазами капитан. Юра его несколько раз видел в штабе и знал, что капитан Осипов один из ближайших помощников Щукина.
– Кого вы здесь ищете, Львов? – спросил Осипов.
Взгляд Осипова обволакивал Юру как паутиной. И он растерянно начал объяснять:
– В колонне военнопленных я видел… мне показалось, что…
– Историю с вашим садовником я слышал. Нашли его? – резко спросил Осипов.
– Нет…
– Ваше благородь, – вмешался фельдфебель, – молодой барин вроде бы и признал одного в третьем сарае, но тот отказался.
– Кто это?
– Фамилию он не сообщает… Невысокий такой… раненый…
Осипов круто повернулся к фельдфебелю:
– На спине рана?
– Так точно, ваше благородие.
– Странно. – Осипов задумчиво посмотрел на Юру. – Так вы, Львов, признали в нем своего бывшего садовника, а он отказался?
– Я,
– Этот ваш так называемый садовник – не пленный красноармеец. Его задержали при переходе линии фронта. – И капитан снова немигающе уставился на Юру. Его холодные глаза вдруг начали увеличиваться, раскрываться все шире, будто два паука, поймавшие добычу.
– Вы хотели его освободить, Львов!.. Почему?
Юре стало холодно до озноба. Он не знал, что ответить, и молчал.
Осипов подождал, потом, утверждая, в упор спросил.
– Вы его знаете! Вы с ним встречались! Скажите: где? когда? при каких обстоятельствах?
Юра собрался и насколько мог твердо ответил.
– Я уже говорил. Я думал, что это наш садовник, теперь знаю, что ошибся.
Осипов приказал фельдфебелю:
– А ну приведите-ка этого садовника!
Когда Семена Алексеевича втолкнули в канцелярию, Осипов закричал:
– Так вот! Мальчик уже во всем признался! Придется тебе, голубчик, все рассказать!
Юра с замиранием сердца ждал, что Семен Алексеевич взглянет на него. И тогда он незаметно подаст ему знак глазами. Но Семен Алексеевич, не поднимая головы, сердито двинул плечами и хрипло бросил Осипову:
– Не знаю, что сказал мальчик. Но не думаю, чтобы он с испугу стал врать. Скорей всего врете вы!
Юра благодарно подумал: «Догадался!» И вместе с тем сердце его захолодила мысль, что во всем этом виноват он, Юра. Если бы он не придумал все это про садовника, не вызвали бы сюда Семена Алексеевича и не стали бы допрашивать.
Глаза у Осипова сузились. Он подошел сбоку к Семену Алексеевичу и наотмашь со всей силы ударил его. Семен Алексеевич покачнулся, схватился за голову и тут же получил еще один страшный удар.
– Зачем же… при парнишке! – сплюнув сгусток крови, укоризненно сказал Семен Алексеевич и тыльной стороной ладони вытер подбородок.
Осипов, потирая ушибленный кулак, разъяренно повернулся к Юре:
– Ладно, Львов, ступайте! – и злобно пообещал: – У нас еще будет время поговорить. И не смотрите на меня так. Как они с нами, так и мы с ними.
Закрывая за собой дверь, Юра услышал, как Осипов снова что-то крикнул Семену Алексеевичу и затем ударил его…
Обессиленный пережитым, Юра вышел на улицу, залитую солнечным теплом. И ему показалось, что он вышел из какого-то мрачного подземелья.
«Неужели такое может быть? – с ужасом думал мальчик. – Значит, на свете нет добра, нет чести. Как же так? Ведь они все – Бинский, Дудицкий, Осипов – соратники отца?»
Юра понуро брел по улице. Только одному еще человеку кроме Семена Алексеевича верил он – это Кольцову, человеку, от которого исходили истинное сочувствие, понимание и доброта, угадываемые за скупыми словами и жестами.