Под чужим знаменем
Шрифт:
Поручик снова потянулся к бутылке, разливая коньяк, сказал:
– Помнится, вы хотели посмотреть мое хозяйство? Не отказываетесь?
– Я в ваших руках, поручик! – покорно склонил голову Кольцов.
– Но прежде еще по одной. За нас с вами, капитан! За дружбу, скрепленную кровью!..
Слегка захмелевший поручик повел Кольцова по тому же самому двору, где совсем недавно ходил в сопровождении фельдфебеля Юра. Они шли мимо тех же сидящих и стоящих группами пленных красноармейцев.
– Это так, шантрапа всякая, –
Когда они поравнялись с сараями, поручик простовато сказал:
– А эти – посерьезней. Этими контрразведка занимается.
Кольцов, проявляя вполне понятное любопытство, сделал несколько шагов в сторону и почти приблизился к решетке. Громко спросил у пожилого тощего человека, который с лихорадочным блеском в глазах смотрел на него:
– За что здесь?
Человек не ответил. Он посмотрел сквозь офицера и нехотя отошел от решетки.
– Скот! – бросил ему вслед поручик Дудицкий даже не злобно, а так, по привычке.
Кольцов непринужденно и вместе с тем внимательно всматривался в измученные лица людей за решетками. И наконец увидел Семена Алексеевича. Лицо его было распухшее, в кровоподтеках и ссадинах.
Он стоял возле решетки и, конечно, видел Кольцова, но старался не смотреть на него.
Дудицкий тоже еще издали заприметил Красильникова и, доверительно наклонившись к Кольцову, поспешил доложить ему:
– Видите того, у решетки? Прелюбопытный тип – взяли при переходе линии фронта. – Здесь поручик понизил голос и внушительным шепотом добавил: – Между прочим, им интересовался ваш опекаемый, говорил, что это человек из их имения…
Кольцов, понимая, что переигрывать нельзя, что нужно вести себя как можно естественней, сначала неопределенно хмыкнул, а затем равнодушно вымолвил:
– Любопытно. – И мгновенно подумал: «Очень важно, чтобы Дудицкий запомнил, что сам решил показать мне этого заключенного». – Вон тот, что ли?.. Как вы их только различаете, поручик! Для меня они все на одно лицо! – небрежно сказал Кольцов и почти вплотную подошел к Семену Алексеевичу, с высокомерным любопытством оглядел его с головы до ног, снова задал обычный вопрос:
– За что здесь?
– Вам лучше знать, ваше благородие, – даже с некоторым вызовом отозвался Семен Алексеевич и, нагловато оглядевшись вокруг, словно приглашая всех на потеху, добавил: – Закурить не дадите?
Кольцов несколько помедлил, затем полез в карман, достал коробку, великодушно бросил:
– «Гавану» тебе дам, скоту эдакому! Наверное, и не слышал, что такие на свете есть!
Красильников раскурил сигару и внешне, для зрителей, как бы смягчился. Пристально взглянув на Кольцова, не слишком громко буркнул:
– На юге, под Одессой, курил такие… – И, не меняя тона, чертыхнулся: – Не горит, вошь тифозная!.. И все же махра, ваше благородие, с этой,
«На юге, под Одессой…» – отметил для себя Кольцов слова Красильникова и тут же мысленно связал их с полученным из ставки Деникина донесением. «Так вот зачем Красильников направлен сюда! – подумал он. – Там беспокоятся о Южной группе… тем более что-то надо предпринимать. Как-то надо предотвратить поездку Осипова к Петлюре. – И еще подумал: – Надо дать знать Красильникову, что я понял».
Снисходительно оглядев пленного, Кольцов сказал:
– Все! Кончилась для вас Одесса. Которых еще не успели добить – добьем. – Глядя в упор ему в глаза, добавил: – Постараемся!.. – и отошел к Дудицкому.
– Зря только сигару на такого скота извели, – с сожалением сказал поручик и, еще раз взглянув на пленных в сарае, объяснил: – Здесь самые отпетые. Смертники, одним словом.
А Семен Алексеевич, потягивая сигару, задумчиво смотрел повеселевшими, чуть лукавыми глазами на удалявшегося по лагерному двору Кольцова…
После посещения лагеря Кольцов отправился на свидание с Наташей. И снова они медленно шли по тихим улочкам Харькова. Со стороны – пара влюбленных.
– Человек без имени, которого мы ждали, – в руках Щукина, – тихо сказал Кольцов. – Я видел его.
Он рассказал Наташе о письме Деникина Ковалевскому, о Южной группе и о том, что сегодня в девять вечера к Симеону Петлюре отправляется посланец Щукина со срочным предложением о совместных действиях.
– Нужны верные люди, которые бы смогли пустить под откос специальный поезд! – решительно закончил Кольцов.
Наташа подняла на него глаза, стараясь подавить в себе удивление.
– Сегодня?.. Но право, это…
– Речь идет о жизни тысяч красноармейцев… – четко и твердо объяснил Кольцов. – Попытайся сейчас же связаться с подпольной организацией в депо. Уверен, товарищи найдут способ это сделать. – И, поразмыслив, добавил: – Часов в пять вечера я смогу зайти к вам. Хорошо, если к этому времени ты пригласишь кого-то из деповских. Хочу сам обо всем с ними договориться.
– Я попытаюсь, Павел, – поджала губы Наташа, обиженная суховато-деловым тоном Кольцова. – Попытаюсь разыскать машиниста Кособродова, ты его знаешь – он у нас на запасной эстафете. Поговори с ним, но не думаю, что это возможно!..
Они расстались. К вечеру Наташа привела на квартиру большого, по-медвежьи нескладного, с покатой сутулой спиной и узловатыми, темными, как сухие корни, руками машиниста Кособродова.
Кольцов уже ждал. Обстоятельно рассказал ему суть дела. После чего, помедлив немного, Кособродов прогудел:
– Такую задачу и в неделю решить невозможно. А ты хочешь в один день.
Живые, проницательные глаза, выглядывающие из-под густых бровей, свидетельствовали о том, что мысли машиниста работают напряженно.