Под игом
Шрифт:
Огнянов знал, что его бывший ученик обожает своего учителя и всякую его просьбу выполнит беспрекословно.
Лицо корчмарки стало суровым.
— Нет, нет, этак не годится; без ведома Аврама нельзя.
— Но дядя Аврам его не отпустит!
Было ясно, что корчмарка, сначала так тепло принявшая Огнянова, теперь стала остерегаться его. В голове ее мгновенно промелькнула мысль о тысяче опасностей, которые будут грозить ее сыну, если он отправится в Бялу-Черкву. Этот странный, этот страшный человек внушал
Огнянов заметил ее смятение. Он понял, что с нерешительной и слабой женщиной нельзя говорить о таких серьезных вещах. Время шло, а ему надо было подумать о том, как бежать отсюда. И он решил как можно скорее добиться толку.
— Тетушка Аврамица, покличь-ка на минуту дядю Аврама. Я сам с ним поговорю.
У Аврамицы отлегло от сердца.
— Пойду шепну ему на ухо, а ты стой тут и не забывай про дверцу. Если почуешь на дворе что-нибудь недоброе, беги…
И она вышла.
XXXII. Аврам
Огнянов остался один. Он решил и с Аврамом говорить начистоту. Приходилось целиком довериться этому человеку — будь он честный или нечестный. Но задачу необходимо было выполнить хотя бы ценою сотни таких жизней, как его жизнь. К тому же Огнянов рассчитывал на то, что все-таки Аврам болгарин: он может отказать, но выдать — не выдаст. Услышав негромкие шаги в сенях — шаги одного человека, — Огнянов понял, что это идет Аврам, и спокойно стал у двери.
Дверь открылась, и корчмарь вошел. Его полное румяное лицо расплылось в улыбке. Он закрыл за собой дверь.
— А, добро пожаловать, Граф, добро пожаловать! Как здоровьечко?.. Хорошо сделал, что зашел повидаться, — потолкуем с тобой о том, о сем… Очень приятно, что зашел; и сказать не могу, до чего приятно!.. Да и не мне одному — жена тоже обрадовалась. И ребята будут рады. Нанко не видался с тобой уже полгода… А ведь ты ему учитель и наставник… Добро пожаловать, добро пожаловать! Вот гость так гость!
Восторгам и радостным излияниям корчмаря не было конца.
Огнянов обрадовался. Он смело приступил прямо к делу и коротко изложил Авраму просьбу, с которой раньше обратился к его жене.
Улыбка все шире расплывалась по лицу Аврама; оно сияло довольством и счастьем.
— Ладно, ладно, сделаем! Как не сделать? Очень хорошо! Тут и спрашивать нечего… Кто не захочет помочь народному делу?
— Благодарю вас, дядя Аврам, — растроганно промолвил Огнянов. — В этот великий час каждый болгарин обязан чем-нибудь пожертвовать или хоть как-нибудь да помочь родине.
— Как не помочь! Да разве найдется такой болгарин, что откажется помочь родине? Кто пожалеет себя ради такого святого дела, будет проклят богом. Доброе дело, доброе дело. Кто из
— Лучше послать Нанко… Он старше, да и смышленей.
— Ладно, ладно. Твой ведь ученик… Он ради твоей милости голову положит… И как же он обрадуется, когда я ему скажу!.. А записку ты написал?
Голос Аврама дрожал от радостного волнения.
— Сейчас напишу. — Огнянов порылся в боковом кармане. — Нет ли у тебя бумаги?
Корчмарь вытащил из-за пазухи смятый клочок бумаги, поставил перед Огняновым свою чернильницу и сказал:
— Ты напиши записочку, а я заскочу в корчму, — как бы эти собаки чего не стянули — сущие грабители!
— Скорей возвращайся с моим Нанко, дядя Аврам! Я тебе уже говорил, мне мешкать нельзя, нужно трогаться в путь.
— Сию минуточку!
И, бросив последний сияющий взгляд на гостя, корчмарь захлопнул за собою дверь.
Огнянов быстро написал записку. В ней было всего несколько строк:
«Восстание вспыхнуло; оно в полном разгаре! Не мешкайте ни минуты. Подымайтесь немедленно. Одна чета должна ударить в спину Тосун-бею, другая — поднять ближние села… Будьте бодры и верьте!.. Немного погодя я к вам приду — отдать свою жизнь за Болгарию. Да здравствует революция!
Огнянов».
Он уже поздравлял себя с успехом. Кто мог ожидать от Аврама такой готовности, такого патриотического порыва?
Огнянов нетерпеливо ждал, не послышатся ли шаги отца и сына, но слышал только глухой уличный шум да лай собак… Лампочка горела тусклым мигающим светом, и над ней поднимался столбик вонючей копоти.
Но вдруг в соседней комнате раздался душераздирающий визгливый крик, потом женский плач.
Огнянов вздрогнул.
Он узнал голос Аврамицы.
Почему она плачет?
Огнянова охватил невольный страх.
Стоя в полутемной каморке, он напряженно прислушивался. За дверью, под навесом, послышался негромкий топот удаляющихся шагов.
Огнянов подошел к низкой дверце и рванул ее.
Она не открывалась. Он рванул сильнее, но дверца не поддалась. Ужас охватил Огнянова, и волосы зашевелились у него на голове.
— Предали! — простонал он.
В этот миг по ту сторону дверцы что-то зашуршало. Казалось, кто-то всунул ключ в замок. Дверца открылась, и свежий ночной ветер пахнул в каморку. Огнянов впился глазами в темный сад. В дверном проеме показалась чья-то голова.
Это была Аврамица.
— Выходи, — прошептала она тихо.
Как ни тускло освещала лампочка лицо женщины, Огнянов заметил слезы в ее глазах.
Он вылез наружу и очутился в садике.
— Туда… — едва слышно проговорила Аврамица, указав рукой на сливу, растущую у изгороди.