Подари мне себя до боли
Шрифт:
Он терпеть не мог такие «переговоры», особенно, если они начинались, так, будто планировали свою кульминацию в сауне. Тульские ребята оказались предусмотрительными и притащились в Стекло со своими самоварами. С телками, слишком уж готовыми на все лишь бы зацепиться в Москве. И о Максе не забыли, спасибо. Или просто оптом брали «за тыщу кучка». Одна из этой кучки уже по коленке Макса трет недвусмысленно, сиськами тыкается ему в плечо. Он таких раньше даже наверх отрабатывать не водил. А теперь даже не смотрел. Уставился перед собой невидящим взглядом, покручивая в пальцах пачку трежер. И думал,
Была у него уже давно такая фантазия.
— О, танцевальный номер! — тыкнул пальцем вперёд в сторону подиума один из виновников торжества.
Макс машинально поднял голову. На подиуме четыре девчонки в высоких кожаных гетрах, на каблуках и в мужских пиджаках накинутых на белые майки-алкоголички, крутились в полулесбийском танце.
Взгляд сразу же запутался в двух самых красивых ногах. Даже член захотел посмотреть, привстал. Макс следил за перемещениями этих ног по подиуму, словно ленивый кот за фантиками, и жмурился. Телка рядом приняла бугор в штанах на свой счёт и опустила ладонь на ширинку его брюк.
Ноги остановились. Причём, это не было частью композиции, судя по тому, что остальные три пары продолжали слажено топтать каблуками подиум.
Импровизация заставила Макса медленно поднять глаза.
И оторопеть.
Как он мог не узнать ЕЁ ноги сразу?! Так ведь даже на секунду предположить не мог, что она теперь подрабатывает танцовщицей в его клубе! Это что за новости? А? Где охрана? Что происходит?
А происходило то, что она стояла на краю подиума и смотрела на Макса бледная и растерянная, сжимая и разжимая кулачки и кусая алую губу. А он сидел в окружении телок, одна из которых наглаживала ему шишку под ширинкой, и смотрел, не моргая, на Соню в ответ. Моронский, наконец, опомнился и стряхнул с брюк чужую руку, словно пыль. А внутри все заклокотало. Кипящая цыганская кровь понеслась по венам, отдавая мучительной очередью в виски, ударила по глазам красной пеленой и срикошетила в пах.
— Я извиняюсь… вынужден покинуть мероприятие, — сказал он ребятушкам, — дальше без меня. Все за счёт заведения…
Медленно поднялся с дивана и пошёл вперёд. Прямо на Соню. Она начала отступать назад. Головой трясёт, а моргает, будто взлететь пытается. Макс ускорился. Девчонка перестала пятиться, развернулась и бежать.
Ему уже было плевать, что и персонал, и вообще весь клуб стал свидетелем этой волнующей сцены. И вся тусовка продолжала наблюдать, как хозяин одним широким шагом запрыгнул на ступеньку. Догнал драпающую от него по подиуму полуголую девку, схватил за волосы, развернул, и, перекинув через плечо, понёс брыкающуюся ее сквозь всю толпу вон из клуба…
Отчаянная, дрянь. Бесстрашная. Дерзко ушла в самоволку, нарушив границы его терпения. Обманула!
Грудь разрывало странной болью, не имеющей ничего общего с физической. Требовалось срочно вонзиться в нежную шею, драть ее между розовыми отлупленными булками и голая жопа на плече только добавляла остроты желанию. Она ещё пыталась бить его кулачками по спине и заднице, царапалась, мотыляла в воздухе каблуками и называла его психическим, пока Макс не донёс до машины и не закинул на заднее сидение.
— Шеф, — Слава грузно затормозил у мерина, — потеряли ее в танцевальной студии. Сигнал
Обхитрила. На это мозгов хватило. А на то, чтобы прикинуть последствия — нет. Думала, лошок он такой же, как этот её Бонифаций?
— Славик, твоё, блять, счастье, что мне сейчас некогда выяснять, почему она оказалась в клубе. И как. Поехали домой… позже я с тобой разберусь. Вещи забрали?
— Да, в пакете, вон! — охранник кивнул куда-то вглубь салона.
Макс забрался в машину и захлопнул за собой дверь.
— Ну, добрый вечерок, Орлова! — Он потёр руки и хрустнул пальцами. — Прямо даже не знаю, с чего начать…
Глава 43
Она для него — цель.
Добыча. Горячий стейк с кровью. Неразбавленный виски вперемешку с адреналином.
Он для неё — снайпер. Дорога к нему — минное поле. Не туда наступила — взрыв. Или пуля-не дура — горькой солью
да прямо в голову.
Если дойдешь до него, девочка, то люби. Упади добычей ему прямо под ноги.
Ну а ты, стрелок, если уж не нужна — пристрели.
Только, целясь, в глаза ей смотри, а не в сторону…
— Я хочу домой! — Соня таранила спиной автомобильную дверь, натянув майку почти до колен и кутаясь в пиджак.
Немая истерика выстукивала зубами сигнал “SOS”. Проступающая роса над губой замерзала в воздухе этой морозильной камеры на колёсах. — К себе! — уточнила она, поднимая воспалённые, но ещё сухие глаза на Макса, и покрылась инеем.
Смотреть на него было так же больно, как на умирающего близкого человека. Душа навыворот, а сказать ничего не можешь. Знаешь, что вот-вот… какие-то считанные часы, и его не станет. И надо смириться уже сейчас, чтобы потом не сойти с ума от боли.
Время вырвалось из установленных рамок — две секунды шли за десять.
Рано или поздно это, конечно, должно было случиться, но Соня не думала, что это будет похоже на похороны.
— У меня сегодня совсем не то настроение, чтобы смеяться, — мрачно проговорил Моронский и полоснул по ней взглядом. И Соне на мгновение показалось, что он с ней полностью солидарен. Что-то подсказывало Соне, что и у него тоже сегодня траур.
— Я тоже не шучу! Отвези. Меня. Домой! — повторила отрывисто Соня. Она хотела чтобы каждое слово превратилось в пощёчину. Но первое оказалось тяжелым, вылетело и упало; второе было слишком слабым, чтобы достичь цели; третье и вовсе застряло в горле. Обида, злость и тупая боль в солнечном сплетении, от которой скручивало пополам и в стороны, не давали определиться: хотела ли она никогда его не знать? Просто не прийти в тот вечер на эту чёртову выставку, заболеть, умереть. Но никогда не знать… Вопрос почти, как to be or not to be!
— У меня поменялись планы на сегодняшнюю ночь, — процедил Макс, безучастно глядя в окно на пробегающие мимо фонари.
Прелестно! То есть, если бы не ее бунтарство, не ее последняя отчаянная попытка расправить крылья, к тому же, с треском проваленная, он бы сегодня совсем был не прочь отдохнуть в компании других женщин? Зачем ему тогда вообще Соня? Какая ему разница кого трахать? Причём, он даже особо и не разбирается.
Соня почувствовала, как в глазах закипают слезы. Удивительной боли пытка: когда внутри все бурлит, а снаружи — леденеет. По щеке прошипела слеза. Но Макс ее не увидел, он в этот момент смотрел в окно и крошил свои зубы.