Подарок фирмы
Шрифт:
Отсчитав свои деньги, я показал их Пеле и хотел было спрятать в карман, но рука наткнулась на пистолет Артуро. Я вытащил из него магазин и патроны. Патроны положил в карман вместе с деньгами, а пистолет вернул Пеле.
Она взяла его, глядя на меня невидящими глазами.
— Ладно, Тони, только… зачем же вы так обошлись с моим Артуро… посмотри, что вы с ним сделали.
— Пепи! Мои деньги! — завопил он.
— Но ведь мы с тобой договаривались. Разве нет?
— Да, но…
— Делай что хочешь со своими деньгами. Хочешь — сожги, хочешь — верни ему, мне
— Пепи! — снова закричал Артуро.
— Я вылечу тебя, милый, успокойся.
— Мне нужно возвращаться. Тони, — сказал Пако. — Там никого не осталось.
Мы вышли вместе. Вслед нам неслись стоны Артуро и сюсюканье Пепы. У входа в таверну я протянул Пако пять тысяч.
— Мог бы быть и пощедрее. Тони, — сказал он. — Всю работу сделал я. Давай пополам?
Я внимательно вгляделся в его лицо и вдруг ощутил огромную усталость, как будто бы долго поднимался по крутой лестнице с распухшей ногой.
Потом дал ему еще две купюры по тысяче и медленно пошел по направлению к Сан-Бернардо.
На прощание Пако сказал, что со мной приятно иметь дело.
Дома я долго лежал в горячей ванне, потом приложил к колену компресс из мелко нарубленной картошки и распаренной ромашки. Уснул я сразу.
Проснулся в десять часов вечера. В комнате было холодно. Опухоль спала. Мы всегда делали себе такие компрессы после ринга, когда ныло все тело и воспалялась кожа.
Я встал и взял в руки свой «габилондо». Он был хорошо смазан, вычищен, заряжен смертельными зарядами.
Потом опять положил на столик. Через балкон в комнату проникали зеленые огни неоновой рекламы. Они то зажигались, то тухли.
Зеленые огни. Ах, эти зеленые огни.
Я нашел ее в полвторого ночи. Она стояла под фонарем на углу Пасео-де-Кастельяна и Мария-де-Молина, одетая в длинную белую юбку с разрезами по бокам, полностью обнажавшими худые бледные ноги, и в блестящую черную блузку с вырезом чуть ли не до пояса.
Казалось, она только что сбежала из шумной, пьяной компании.
Заметив, что я направляюсь в ее сторону, она взбила волосы нервными пальцами, унизанными кольцами.
Какое-то мгновение она прикидывала в уме мои финансовые возможности и характер моих ночных желаний, но, судя по всему, оба вопроса остались для нее загадкой.
— Ванесса? — спросил я.
— Ты меня знаешь? — Ее кокетство было доведено до полного автоматизма и напоминало движение пикадоров вокруг быка. Разговаривая, она слегка наклоняла голову, вероятно, это тоже входило в арсенал ее излюбленных приемов.
Ночь была прохладной, насыщенной электричеством, дышалось трудно. На противоположной стороне улицы группа женщин, похожих на Ванессу, приставала к владельцам роскошных автомобилей. Одна из них громко смеялась.
— Мы виделись с тобой вчера в «Рудольфе». Я ждал там Паулино.
— Разве?
— Но он не пришел. Мне нужно повидаться с ним.
— А ты кто такой, котик? Полицейский?
— Нет,
— Понятия не имею, где он. — Она взяла меня под руку и прижалась, обдав густым запахом сладких духов. — Но мы ведь можем поехать ко мне, а? Я замерзла, ночь такая длинная. — Она пощупала мои бицепсы. — Ух, какой ты сильный! Как тебя зовут?
— Тони Романо.
— Тони? Тони Романо? — Она смотрела на меня так, как будто я сказал что-то забавное. — Кажется, Паулино называл твое имя. Ты и в самом деле Тони Романо?
— Единственное, за что я могу полностью поручиться.
— Знаешь, а ведь мы расстались с Паулино.
— Как жаль.
Она кивнула.
— Свинья он порядочная… Но что же мы стоим? Холодно! Значит, ты Тони Ромзно?.. Надо же.
— Мне не хочется, чтобы ты даром теряла из-за меня время. Жизнь нас не балует. Ванесса. Я тебе заплачу.
— Люблю таких понятливых мужчин. Поехали ко мне.
У тебя есть машина?
— Предпочитаю такси.
— Поехали. Дома будет уютнее… мы там согреемся.
— Неплохая мысль.
— И ты мне дашь много денежек, да, милый?… Вот увидишь, останешься доволен. — Она провела большим толстым языком по губам.
— Ванесса, милая, мне от тебя нужно только одно — поговорить о Паулино. Так что давай потом без обид.
— Поехали. Я тебе такое расскажу о Паулино, что у тебя волосы встанут дыбом. — Голос ее звучал угрожающе. — Он мне за все заплатит, подонок, он меня еще плохо знает, я его за решетку упеку, там ему и место… и ему, и этой сволочи, его дружку. Они думают, я дура и ничего не понимаю.
— Чем же он так провинился перед тобой?
— Он меня надул, — сказала она тихо. Потом громко добавила: — Едем?
Ванесса помахала таксисту, медленно двигавшемуся по улице. На шее у шофера был намотан голубой шарф.
Ухмыляясь, он высунул голову в окно машины.
По дороге Ванесса не сказала ни слова, но всякий раз, когда ее прижимало ко мне на поворотах, я чувствовал, что она напряжена. Она была моложе, чем казалась на первый взгляд. В ее худом остром лице было меньше невинности, чем в мизинце у нотариуса. Жизнь в Мадриде тяжела, и если ты хочешь есть три раза в день горячее, одеваться, да еще платить за квартиру, приходится много раз за ночь совершать подобные поездки в такси. Молодые люди с гормональными проблемами, подобные Ванессе, должны обладать твердым характером и изрядной изворотливостью, чтобы продержаться в этом городе.
Такси остановилось на улице Мигель-Анхель у белого дома, фасад которого был буквально усыпан таким количеством маленьких балкончиков, что они казались замысловатым архитектурным украшением. Она открыла подъезд своим ключом, и мы вошли в большой стерильно чистый вестибюль, типичный для домов без консьержки, которые чаще используются под различного рода конторы.
— Тебе что-нибудь говорит имя Луис Роблес?
— Луис Роблес? — Она нажала кнопку лифта, и мы услышали глухой звук электромотора. — Конечно, он часто заходил к Паулино. Очень симпатичный, но странный.