Подарок фирмы

Мадрид Хуан

Всю работу мы с братом делаем сами, никто не жалуется.

Я снова закурил. Наш разговор обещал быть очень содержательным. Разубеждать его относительно моей профессии явно не имело смысла.

— Как тебя зовут?

— Элиодоро, попросту Доро. Меня все так зовут.

— Все?

Он обвел рукой помещение.

— Здесь, у нас в конторе.

— Скажи мне, Доро, с твоим братом что-нибудь случилось?

На лице у него отразилось полное недоумение.

— Он что, попал в аварию? — спросил он.

— Не думаю. Но вчера он не пришел в «Рудольф» на нашу встречу,

я надеялся, ты в курсе. Слушай, ты хоть помнишь, что приносил мне от него записку?

Доро помолчал, но потом ответил:

— Помню.

— Ну вот.

— Что?

— Бог мой!

— Что с вами? Живот болит? Газы? Вы не стесняйтесь… Я всегда говорю, что лучше показаться невоспитанным, чем навредить собстаенному здоровью. Не хотите? — Он протянул мне бутерброд.

— Нет, спасибо.

— Напрасно. Попробуйте. Объедение,

— Нет, спасибо. Где я могу найти Паулино?

— Паулино большой человек. А что вы изготовляете:

мебель, рамы?

— Буфеты.

— Ага.

— Буфеты с музыкой.

— Черт возьми!

— Открываешь дверцу, и звучит популярная мелодия, например "Дикий кот".

— Надо же! — Он мечтательно закатил глаза. — Дорого, наверно, берете?..

— Ерунда, почти что даром.

— Во сколько же обходится такой буфетик?

— Триста песет.

Он перестал жевать. Индалесио все еще упражнялся с кузалдой на пустыре. Это было похоже на метроном. От таких звуков можно было сойти с ума. Я подумал, что нечто подобное вполне могло произойти с Доро.

— Не могли бы вы изготовить для меня парочку буфетикоа? Только я бы хотел с фламенко. Можно?

— Это обойдется дороже.

Он снова откусил бутерброд и долго его пережевывал.

Я бросил окурок на пол.

— Насколько дороже? — наконец спросил он.

— Послушай, Доро, мне нужно повидаться с твоим братом Паулино, а мы все время перескакиваем на другие темы. Скажи мне, где он, и я тебе сделаю любой буфет.

— Я тебе заплачу пятьсот песет, идет?

— Договорились, пятьсот песет за один буфет.

Он откинулся на спинку стула. Последний кусок бутерброда, пропитанного маслом, исчез в его глотке, и он прикрыл глаза, казалось, сосредоточился на какой-то мысли. Вдруг он громко рыгнул.

— Очень вкусный бутерброд.

— На здоровье.

— Спасибо… Послушайте, когда будут готовы буфеты?

— Как только повидаюсь с твоим братом.

— Иногда его здесь не бывает по три дня. — Он подмигнул. — Проказник Паулино…

— Забавляется с невестой?

Он скривил рот.

— Паулино часто ездит в Португалию на нашем большом «пегасе». — Он почесал свой жирный подбородок. — Но в этот раз он не брал грузовик…

— Может быть, взял другой?

— Нет, он всегда ездит на одном и том же. У него особая работа. Три дня на дорогу — туда и обратно.

— Значит, в этот раз он не брал «пегас»?

Доро отрицательно покачал головой.

— Может…

— Что может?

— Видите ли… — Он снова почесал подбородок. — У него есть квартирка, понимаете?…Холостяцкая квартира… ну вот… иногда он… значит… проводит там несколько дней. Адреса никто не знает… даже

я… — Он улыбнулся, обнажив грязные зубы. — Но… это…

— Что?

— Я ж говорю… у него есть квартира… — Он посмотрел на меня. Однажды… это… я слышал, как он говорил, что с его балкона… это… видна площадь Дос-де-Майо… Паулино очень любит эту площадь… ну вот… кажется, он говорил, что рядом есть бар, который называется… называется…

— Вспомни, Доро, вспомни, я тебя прошу.

— Нет, не помню.

— Ну что ж ты, в самом деле!

— Постойте… — Он опять скривил рот и почесал лоб. — Постойте, сейчас вспомню, подождите… «Марагато», точно, «Марагато»… Так он и сказал… у нас тут работает один парень, ну вот, он еще сказал, что там делают самую лучшую тортилью с картошкой и луком, а Паулино и говорит, что правда, что он часто заходит туда и что там готовят такую тортилью, пальчики оближешь…

— "Марагато", — повторил я. — Ты уверен, Доро?

— Да.

Я встал.

— Спасибо, я тебе сделаю буфет с Шестой симфонией Бетховена.

— Вы что, нарочно меня злите? Сделайте с фламенко Мы ведь договорились.,

— По рукам.

Я вышел на свалку. Карлик все еще бил кувалдой по бывшему кузову машины давно превратившемуся в бес форменную гору лома.

17

"Марагато" находился прямо на площади Дос-деМайо, напротив таверны Пако. Это был маленький бар, выкрашенный в фиолетовый цвет. На дверях висела цепь с замком. На листке бумаги, прикрепленном кнопками, было написано: "Среда — выходной".

Я съел бутерброд с тортильей и выпил бутылочку пива у Пако. Когда наша шарага, которую мы называли полицейским участком, находилась на улице Даоиз, мы часто забегали к Пако выпить кофе или пива. Оперативная группа, которую тогда возглавлял Мельяда, тоже приходила сюда каждый день перекинуться в картишки.

Но с тех пор много воды утекло. Улица Маравильяс превратилась в модный район, здесь шатаются торговцы наркотиками, живут молодые художники, артисты. Не знаю, куда сейчас ходят выпить кофе полицейские, работающие в новом комиссариате, расположенном в современном здании на улице Луна. В свое время мы вдесятером ютились в маленькой душной каморке, а сейчас, насколько я знаю, в оперативной группе больше сорока человек, у них даже есть свои машины с рацией и гражданскими номерами.

Пако меня не узнал. Наверно, принял за одного из многих клиентов, покупающих у него кокаин или героин.

А может быть, и за старого педика, ищущего знакомства с худенькими мальчиками, готовыми на все ради пакетика белого порошка.

Таверна была полупустой. В глубине четверо пенсионеров играли в карты, громко разговаривая. Пако смотрел маленький черно-белый телевизор. Он еще больше полысел, волосы стали совсем седые, зато не потолстел.

А вот я, наверно, сильно изменился. В свое время у него долго висела на стене афиша боксерского матча, организованного клубом «Фронтон-Мадрид». Я тогда выиграл по сумме очков у итальянца Мендоччи, на которого возлагали большие надежды.