Подарок коллекционера
Шрифт:
— Что с тобой случилось? — Шепчу я, обрабатывая раны на его руках. — Что могло случиться?
Даже после всего, что он сделал, мое сердце болит при мысли, что он, возможно, пытался покончить с собой. Я не могу представить глубину горя и боли, которые могли бы подтолкнуть кого-то к такому поступку, перечеркнуть все другие возможности. Даже во время болезни моего отца я никогда не видела ничего более жестокого, чем та сцена на кухне, на полу, залитом кровью. Я смотрю вниз на Александра, на его бледное восковое лицо, и не вижу ничего от человека, который пытался причинить мне боль сегодня вечером. Я снова чувствую ту волну жалости, желание как-то помочь ему. Все, что я вижу в нем сейчас, это человека, которому причинили такую сильную боль, что он не может удержаться от того, чтобы выместить ее на других, человека, который чувствовал, что единственный способ остановиться, это полностью удалиться с этого мира.
После того, как я перевязала его как можно лучше, я убираю остатки аптечки первой помощи, откладывая ее в сторону на случай, если она мне понадобится снова или когда потребуется сменить повязки, если он протянет так долго. Я не решаюсь оставить его, не уверена, что он переживет эту ночь. Мне кажется неправильным позволить ему умереть в одиночестве, если это неизбежный конец всего этого.
Он пытался сделать именно это, шепчет тихий настойчивый голос в моей голове. Может быть, тебе стоит позволить ему.
Я отталкиваю это, вместо этого переходя на другую сторону кровати. Я откидываюсь на подушки рядом с ним, глядя на его красивое, неподвижное лицо в лунном свете. Прядь его темных волос упала ему на лицо, и я протягиваю руку, осторожно отводя их в сторону так, как мне снилось, что он делал со мной раньше, если это вообще был сон. Мне приходит в голову, что он, возможно, зашел в мою комнату, прежде чем пойти на кухню попрощаться, пока я спала, и у меня болит в груди от этой мысли.
Я знаю, что он, должно быть, сожалеет о том, что сделал. Одного вида его, скорчившегося на полу и рыдающего, было достаточно, чтобы сказать мне это. Я не знаю, достаточно ли этого для меня, достаточно ли этого, чтобы простить все, через что я прошла с тех пор, как приехала сюда. Он явно потерял что-то или кого-то на этом пути, что сломило его, но и я тоже. Я многое потеряла и понятия не имею, как мне это вернуть.
Когда я вглядываюсь в бинты на его руках в тусклом свете, не кажется, что раны кровоточат. Я немного расслабляюсь, наблюдая за его бледным лицом и грудью в поисках признаков дыхания. Пока что он жив, и я чувствую, как на меня накатывает волна усталости, напоминающая о том, что меня разбудили посреди ночи, после того как я почти не спала.
Если быть честной с самой собой, я немного боюсь засыпать. Мысль о том, чтобы проснуться рядом с мертвецом, пугает меня больше, чем немного, и я все еще не уверена, что Александр доживет до рассвета. Я никогда раньше не видела мертвого тела, мой отец скончался, и домашняя медсестра договорилась о том, чтобы его тело перевезли до того, как я вернусь домой с работы в тот день, и мысль о том, чтобы проснуться рядом с таким человеком, кажется еще более ужасающей. Но я не хочу с ним расставаться.
Я медленно растягиваюсь на кровати рядом с ним, не прикасаясь, но достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло. Я кладу голову на подушки, лицом к нему, и, прежде чем успеваю остановить себя, протягиваю руку, чтобы осторожно переплести кончики своих пальцев с его.
— Не умирай, — шепчу я, касаясь только кончиками пальцев его руки, ближайшей ко мне. — Тебе не позволено умирать вот так. Не тогда, когда я даже не знаю, как мне добраться домой.
Последнее предложение звучит немного эгоистично, но это то, что я чувствую. Он не освобождает меня, делая это, если это то, что он думал, просто оставляет меня в тюрьме другого типа, из которой нет легкого выхода. Если он хочет отпустить меня, он должен это сделать, и дать мне средства, с помощью которых я смогу вернуться домой.
Его рука все еще достаточно теплая, чтобы дать мне понять, что в нем еще осталась жизнь, и я закрываю глаза. Я никогда раньше не спала в постели с мужчиной, и мне кажется странным, что это происходит впервые, рядом с тем, кто находится в шаге от смерти. Все это, каждое мгновение, проведенное в его доме, было похоже на странный лихорадочный сон. И теперь я твердо чувствую, что так или иначе, это подходит к концу.
Когда я засыпаю, как ни странно, мне ничего не снится. И когда я, наконец, просыпаюсь, в окна льется солнечный свет, а Александр все еще лежит рядом со мной. С затуманенными глазами я наклоняюсь к нему, пытаясь увидеть, дышит ли он еще. Трудно сказать, и я протягиваю руку, прижимая пальцы к его горлу, чтобы попытаться нащупать пульс.
Там что-то есть. Это слабое, но я чувствую проблеск жизни, его сердцебиение продолжается, несмотря ни на что. И когда моя рука прижимается к его прохладной коже, его глаза внезапно распахиваются, затуманенные и голубые в утреннем свете.
— Ноэль?
15
НОЭЛЬ
Я тихо вздыхаю, отдергивая руку.
— Ты проснулся, — шепчу я. — Ты жив…
— Как? — Его голос похож на карканье, слабый и хриплый. — Я пытался…
— Я знаю. — Не раздумывая протягиваю руку, прижимаю ее к его груди и чувствую, как он вздрагивает от моего прикосновения. — Было совершенно очевидно, что ты пытался сделать.
— Я… почему… — Он пытается судорожно сглотнуть, его глаза снова закрываются, и я встаю с кровати. Ему нужна вода, и хотя я беспокоюсь о том, чтобы оставить его одного хотя бы на мгновение, я все равно иду за ней.
— Мы поговорим через секунду, — твердо говорю я ему, пятясь к двери. — Тебе нужна вода. Я сейчас вернусь.
— Нет… — Он пытается заговорить снова, но я уже ухожу, направляясь по коридору.
Я беру из ванной кружку с водой и, поразмыслив, еще и мочалку. Однако, когда я возвращаюсь в спальню и подхожу к кровати, я вижу по тому, как он откидывается на подушку с отвисшей челюстью, что он снова впал в бессознательное состояние. Сначала я даже не уверена, что он все еще жив, меня пронзает страх, когда я снова проверяю его пульс и вижу, что он жив. Я пытаюсь капнуть немного воды ему в рот, не столько, чтобы он задохнулся, но просто чтобы дать ему что-нибудь. Поколебавшись, я ненадолго забираюсь обратно в постель, ожидая, проснется ли он снова, чтобы я могла дать ему еще попить, прежде чем снова задремать.
Когда я просыпаюсь во второй раз, уже полдень. Я так давно не спала, даже не помню, и мне кажется, что это гедонистическая роскошь, когда я понимаю, что уже за полдень. Александр все еще спит или без сознания, и я капаю еще немного воды ему на язык, растирая немного его сухие губы, прежде чем у меня урчит в животе, и я вспоминаю, что пропустила завтрак.
Странно находиться в его доме, когда он без сознания лежит в постели. Никто не приносит мне тарелку и не говорит встать на колени, чтобы есть с нее, пока он не уйдет. Я передвигаюсь по квартире, как по своей собственной, готовлю себе быстрый поздний завтрак из яиц, сосисок и багета и быстро съедаю его за столом с чашкой чая, прежде чем вернуться в спальню, чтобы проверить, как там Александр.