Подарок коллекционера

Джеймс М. Р.

— Мужчина, у которого ты ее купил? — Тихо спрашивает Ноэль.

Я киваю.

— Я думал, что понимаю все, что она рассказала, потому что я тоже все это чувствовал. Я тоже ходил к врачам, которые использовали все те же слова и давали мне таблетки для приема и советы о том, как вылечиться. Кое-что из этого сработало, позволив мне пережить горе и травму от насильственной смерти Марго или, по крайней мере, найти другие способы справиться с этим. Некоторые из этих способов, я знаю, были нездоровыми. Врачи предупредили меня, что может случиться, если я перестану принимать таблетки. Но как я мог этого не сделать? — Я смотрю на Ноэль, пытаясь прочесть что-то на ее лице, но выражение ее лица тщательно скрывается. Я не вижу ненависти или осуждения, которых боялся, но я не уверен, о чем она думает. Все, что я знаю, это то, что внезапно, больше всего на свете, я хочу, чтобы она поняла. — С таблетками, — тихо говорю я, мой голос начинает хрипеть от напряжения говорить так много, — я не чувствовал горя. Я не слышал голосов. Я не чувствовал необходимости в ежедневных и ночных ритуалах или в навязчивом поиске и сборе сломанных вещей, поврежденных вещей, даже женщин, и предоставлении им безопасного места. Я не боролся со своими низменными желаниями, потому что я их не чувствовал. Я ничего не чувствовал. Внутри меня образовалась пустота. Не было ни горя, ни нужды, ни принуждения, ни похоти, но также не было радости, или удовольствия, или красоты. Мне не нужны были секс, или еда, или развлечения. Все, чего я хотел, это спать.

— У тебя была депрессия, — тихо говорит Ноэль. — Как тогда, когда я пришла сюда.

— Таблетки должны были это исправить, — говорю я с горечью. — Все это, все, что было со мной не так. Но этого не произошло. Поэтому я нашел другие способы справиться. Я обнаружил, что с деньгами для меня открыты многие вещи. Я смог собрать все, что хотел, все те красивые, поврежденные вещи и женщин, которыми я почувствовал побуждение наполнить свою квартиру. Я обнаружил, что если бы я был красив, хорошо одет и богат, я мог бы найти партнеров, которые подсказали бы мне способы выразить свою похоть по обоюдному согласию. Я мог найти женщин, готовых позволить мне делать низменные вещи, которых я жаждал, и они наслаждались этим. Но этого никогда не было достаточно. Я все еще чувствовал себя опустошенным. Я хотел быть любимым. Сексуальное удовольствие с платными женщинами, женщинами на вечеринках, устраиваемых мужчинами вроде Кайто Накамуры, было не таким, как то, что я чувствовал с Марго. — Я закрываю глаза, чувствуя, как горе снова захлестывает меня. — Это было пустое удовольствие, без тех сладких слов и прикосновений, без ощущения ее тела, нетерпеливо прижимающегося ко мне, потому что она нуждалась во мне, любила меня так же яростно, как я нуждался в ней и любил ее.

Я не могу смотреть на Ноэль. Я хочу, чтобы она поняла, и я знаю, что она не может. Я никогда так не обнажался, даже перед Анастасией, и я не совсем понимаю, почему я делаю это сейчас, за исключением того, что я хочу, чтобы об этом знал хоть один человек в этом мире, кроме… того проклятого священника. Чтобы она услышала глубину того, что я чувствовал, услышала, что я сделал, услышала мою исповедь. Ноэль заботилась обо мне, уберегла от смерти, и теперь она спросила, почему. По причинам, которые я не совсем понимаю, я хочу рассказать ей. Я хочу, наконец, очистить себя от всего этого.

— Хотеть этого с Анастасией было похоже на предательство по отношению к Марго, — тихо говорю я. — Я ненавидел себя после, каждый раз. Я ненавидел себя за то, что хотел большего, чем просто секс, никто из моих питомцев прежде не хотел меня по-настоящему, так что это не имело значения. Я смотрел на их фотографии, трогал себя, мечтал о том, как они будут желать меня, вожделеть меня, находить меня таким же красивым, сломленным и достойным любви, какими я находил их, но этого так и не произошло. Я потерял их всех, одну за другой, различными способами, и теперь я знаю почему. Я не понимал, что им было нужно. Я думал, что, заставляя их делать то, что, по мнению моего извращенного, сломленного разума, им нужно для безопасности, я смогу защитить их. И она…

Я замолкаю и надолго замолкаю.

— Кто? — Наконец спрашивает Ноэль. — Анастасия?

— Нет. — Я качаю головой. — Женщина по имени Иветт.

Ноэль хмурится.

— Еще одна из твоих питомцев?

Я глухо смеюсь.

— Нет. Я встретил ее здесь, в Париже, на какой-то вечеринке для академиков. Я пытался найти новые пути коллекционирования. Она была богатой, эксцентричной и увлекалась сценой БДСМ. Она держала собственных питомцев, но не из каких-либо альтруистических побуждений. Они были просто для ее удовольствия и, я полагаю, для их тоже. Мы в некотором смысле подружились. Я думаю, она считала себя моим наставником. Она обучала меня, тому, как она содержала и дрессировала своих питомцев. Она думала, что помогает мне, и я тоже так думал. Но в конце концов, это разрушило то, что у меня было с Анастасией.

— Как так получилось?

Это самая сложная часть. Часть, которая знаю, разрушит любую связь, которая у меня есть с Ноэль, любой шанс, что она может передумать. Что она может остаться.

— Я влюбился в Анастасию, — просто говорю я. — Я не обращался с ней как с домашним питомцем, и Иветт это видела. Она убедила меня обучать ее, наказывать, делать то, что я делал с тобой, и даже больше. — Я делаю глубокий вдох. — Анастасия увидела, что я делал в своей комнате, хотя я и не наказывал себя так, как видела ты. Я полагаю, это заинтриговало ее. И я начал терять контроль над ней. Я приходил в ее комнату ночью и наблюдал за ней, трогал себя. Я чувствовал, как выходят наружу мои темные желания. Я хотел… и боролся с этим. Но Анастасия пришла ко мне. — Я тяжело сглатываю. — В некотором смысле она соблазнила меня. Она занималась со мной любовью, а потом нашла фотографии девушек, которые я хранил, фотографии, которые я сжег после возвращения сюда. Она была расстроена, и я вышел из себя из-за нее. Я начал душить ее…

Глаза Ноэль расширяются, и я качаю головой.

— Непоправимого ущерба нанесено не было. Но она потребовала ответов, как и ты. И я рассказал ей… почти все.

— Что тогда? — Тихо спрашивает Ноэль, и я вздыхаю.

— Она осталась. Она осталась, и она все равно любила меня. И на этом все могло закончиться, даже с учетом ревности Иветт, которую я не замечал, пока не стало слишком поздно… Иветт хотела меня для себя. Она убедила себя, что любит меня, что мы могли бы быть кем-то вроде… — я взмахиваю рукой в воздухе, — мазохистской властной пары. Она ненавидела Анастасию за то, что она была для меня больше, чем просто питомец, за то, что стала моей любовницей. И также появился мужчина, с которым Анастасия познакомилась до того, как ее похитили…

Глаза Ноэль расширяются, но я продолжаю, боясь, что если остановлюсь сейчас, то не смогу рассказать ей самое худшее.

— Он был наследником мафиозной организации в Бостоне, ирландцем по имени Лиам Макгрегор. Он любил ее, и он пришел, чтобы спасти ее, и я ненавидел его за это. Я действительно не знаю, что бы я сделал сам, когда он ворвался сюда, чтобы забрать ее обратно, но Иветт была здесь. И у нее тут же созрел план.

Я перевожу дыхание, чувствуя, как страх, ненависть и вина той ночи снова поднимаются, все ужасные эмоции, которые я переживал снова и снова, день за днем.

— Она сказала мне приказать ему трахнуть ее на глазах у гостей нашей вечеринки, пока она держала его на мушке. Приказать Анастасии, чтобы она доказала, что любит меня, ничего не чувствуя, когда мужчина, который пришел ее спасти, будет находится внутри нее, и если она кончит, пока он будет трахать ее, она умрет. И я был убежден, что Анастасия предала меня, что я потерял вторую женщину, которую любил, чувствуя, что мой разум ломается. Я… — Я заставляю себя посмотреть на Ноэль, увидеть ужас в ее глазах, когда рассказываю ей о худшем, что я когда-либо делал. — Я сделал это. Я приказал ему трахнуть ее, пока Иветт приставляла пистолет к его голове. Я сказал Анастасии, что если она любит меня, то не кончит, и я убью ее, если она это сделает. Я заставил ее в первый раз переспать с мужчиной, которого она хотела до меня, чтобы это было не более чем исключением, и мы смотрели, как он это делает. И она… — Я чувствую, как желчь снова поднимается к моему горлу, меня наполняет едкий стыд. — Она действительно кончила. Он обезвредил Иветт прежде, чем она успела выстрелить в Анастасию, и вырубил ее. Он выстрелил в меня, — я киваю на свои колени и зажившую рану на другом плече, и оставил истекать кровью. Пока Анастасия звала меня, он уносил ее.

Ноэль потеряла дар речи. Я вижу по ее лицу, что она не может придумать, что сказать, что бы она ни думала об этой истории, все было не так.

— Я сожалею об этом каждой частичкой себя, — тихо говорю я ей. — Я хотел обвинить Иветт, но это был бы легкий выход. Я сделал выбор из-за ярости, обиды и предательства, но это все равно был мой выбор. На этом все должно было закончиться, но я поехал за ней в Бостон. Я думал, что смогу убедить ее вернуться со мной, особенно когда узнал, что она беременна и ребенок может быть моим. Иветт последовала за мной, и когда я попытался вернуть Анастасию, а Лиам последовал за нами, произошла драка. Там была стрельба, — я морщусь, кивая на все еще незаживающую рану в моем плече. — Лиам чуть не убил меня. Его друг, священник, сидел со мной, когда он забирал Анастасию домой. Как я ни умолял ее, она сказала мне, что между нами все кончено. Видишь, я потерял не только ее, но и другого, скорее всего своего ребенка, по сути, я уверен, что ребенок мой. Я хотел умереть. Но Максимилиан Агости, священник, не позволил мне. Он сидел и слушал все, что я тебе только что рассказал, всю долгую ночь, пока не вернулись Лиам и Анастасия.