Подарок золотой рыбки
Шрифт:
— Кто вы? — требовательно спросила Виктория, шагнув ближе.
— Жасмин Чен, — ответила она.
Виктория побледнела.
Неужели она знает ее имя? Неужели Дэвид говорил о ней с женой? На сердце Жасмин стало немного легче.
— Вы не имеете права находиться здесь. — Резкие слова Виктории резанули по сердцу словно ножом. — Как вы сюда попали? Где медсестра?
Жасмин не ответила, не зная, что сказать. Она боялась идти сюда, но теперь, когда она пришла, хотела остаться. Она столько потеряла в жизни из-за этого человека. Разве она не заслуживает того, чтобы, по крайней мере, постоять у его кровати? Любой скажет, что нет. Она не жена. Она не член его семьи.
— Как он? — спросила Жасмин, не обращая внимания на вопросы Виктории.
— Это не ваше дело. Пожалуйста, уходите.
— Почему вы не спросите меня, откуда я знаю Дэвида? — Жасмин спросила и прочла правду в глазах Виктории. — Вы все сами знаете, не так ли?
— Я знаю, что вам нечего делать в палате моего законного мужа.
— Я тоже его люблю, — произнесла Жасмин, потрясенная словами, сорвавшимися с ее губ. Она не говорила этих слов никому в последние двадцать лет, даже мысленно.
Виктория потеряла дар речи, не в силах поверить услышанному.
Но это сказано. И слова нельзя вернуть обратно — в истерзанном сердце распахнута дверца. Жасмин посмотрела на Дэвида, интересно, рассердится ли он на нее, когда очнется. Он просил держать втайне их отношения, и она делала это до сих пор. А теперь предала его — открыла секрет его собственной жене. Простит ли он ее? Она сказала себе, что это не должно ее волновать. Но она волновалась. И ей жаль, что так вышло. Будет ли у нее возможность сказать ему, как ей жаль?
— Немедленно убирайтесь отсюда, — прошипела Виктория. — Вы не имеете права находиться здесь. Мне все равно, кого вы любите. Впрочем, мне все равно, кого он любит. Он мой муж. Я его жена. И все так и останется.
— Я пришла сюда не для того, чтобы доставить вам неприятности. Я просто хотела его навестить. — Жасмин бросила на Дэвида прощальный, долгий взгляд. Неужели это действительно последний раз, когда она видит его лицо? Она хотела сохранить его в памяти навсегда. Нет, он не принадлежал ей. Она была его возлюбленной, но не женой. Эта роль принадлежит женщине, которая стоит с другой стороны кровати. — Извините, — добавила она с опозданием.
— Мне не нужны ваши извинения.
— Я не должна была говорить, но я…
— Я уже знаю, — резко оборвала ее Виктория. — Ты думаешь, я дура?
Понимающие взгляды, которыми они обменялись, дали понять Жасмин, что она не предала тайну Дэвида. Их отношения не были секретом для Виктории, или, возможно, были лишь очень короткое время. Его жена на самом деле не дура, в отличие от Жасмин. Каким-то странным образом тайна придала их любви с Дэвидом большую глубину и особую значимость. Их страсть была запретной, осуждаемой обществом. Но в глубине своего сердца она всегда считала, что только великие страсти осмелятся преодолеть границы приличия.
— Думаешь, ты была единственной? — добавила Виктория, посылая в душу Жасмин злую мысль. — Вижу, ты верила в это. Какая жалость.
Виктория не права. Дэвид говорил ей много раз, что она единственная, и никого другого у него никогда не было. Он лжец? Или его жена?
Жасмин отвернулась от кровати и замерла, пораженная появлением другой женщины. В дверях стояла Пейдж, а позади нее мужчина, с которым она приходила к ней домой. Интересно, давно ли они стоят там и что они слышали?
— Мама? — проговорила Пейдж. — Все в порядке?
— Все в порядке, — ответила Виктория ледяным голосом. — Госпожа Чен уже уходит. И она больше не вернется.
Она не вернется. Здесь ей не место. Она никогда не приходила к Дэвиду, он приходил к ней. Встретившись с бессердечной женщиной, называвшей себя его женой, Жасмин ясно поняла, почему он пришел в первый раз и почему не мог удержаться от возвращения к ней снова и снова. Возникшая злость подталкивала ее сказать это Виктории. Но когда Пейдж встала рядом с матерью, злоба пропала. Пейдж — дочь Дэвида, и в отличие от своей матери, она, казалось, ужасно беспокоилась об отце. Даже сейчас она положила руку ему на плечо, словно хотела защитить его от напряжения, возникшего в палате.
— Я ухожу, — сказала Жасмин. — Желаю, чтобы ваш отец выздоровел.
— Мисс Чен, подождите, — неожиданно остановила ее Пейдж.
Девушка посмотрела на мать, потом на отца, а после — на Жасмин.
— Не ввязывайся в это, — предупредила Виктория дочь. — Это тебя не касается.
— Я думаю, что должна. Думаю, что она и мой папа…
— Я знаю, кто она, — резко оборвал Виктория дочь.
— Ты знаешь?
— Да, я знаю о ней много лет.
— Ты знаешь и об Алисе?
Сердце Жасмин остановилось. Как Пейдж узнала об Алисе? Это единственная тайна, которую, она уверена, Дэвид свято хранил. Виктория выглядела растерянной, лицо стало почти таким же белым, как ее костюм.
— Пейдж, пожалуйста, замолчи! Не говори ничего, — потребовала она.
— Не могу. Я должна знать. У Алисы и у меня — один отец?
9
Рано утром в пятницу Алиса вышла из автобуса и направилась к дому матери в Китайском квартале. Она терпеть не могла пробираться по узким улочкам, зажатым жилыми домами, ненавидела извечный застоялый запах рыбы и мяса, исходивший из лавок. Мать жила в небольшой квартире, в темных комнатах которой висело облако воскурений. В памяти всплывали ночи, когда она слышала плач матери — из-за него. Из-за мужчины, который оставался для нее загадкой даже сегодня. Он был ее отцом, опозорившим их с матерью. Из-за него она, Алиса, наполовину белая, наполовину китаянка. Половина от ничего.
Подруги уверяли ее, что у нее необычная внешность — карие глаза, длинные черные волосы, неазиатский, остренький носик. Все это придавало ей экзотический шарм, но Алиса знала правду. Другая, непохожая — не значит красивая. Да, она иная. И ее внешность заставляла ее чувствовать себя… иначе. По-другому не скажешь. Собственная семья не приняла ее, особенно бабушка и дедушка. Они видели в ее незаконном рождении позор для всей семьи. Каждый Новый год у домашнего алтаря они молили о прощении грехов Жасмин, ее матери, и о том, чтобы из-за этих грехов не страдали остальные члены семьи. Молились и о ней — чтобы она не пошла той же дорогой и не опозорила семью, как мать.