Подгоряне
Шрифт:
– Что, опять не повезло тебе у этого Аурела Ивановича?
– Не повезло. Он тоже переносит нас на следующую пятилетку.
Сговорились, наверное, с Шереметом...
– Не вешай головы, братец! Нам возвращают район!
– поскорее сообщил я.
– Ну и обрадовал! У нас в совхозе и так не хватает рабочих рук. А
теперь и подавно все побегут в Теленешты!..
Совхоз из Чулука был ближе всех к этому городу. Став районным центром,
он принесет Никэ и всем другим руководителям совхоза одно несчастье: часть
их рабочих непременно захочет попивать чаек с горячими бубликами в городе, а
сезонники постараются устроиться там на постоянную работу во вновь
возрожденных учреждениях и предприятиях. Об этом и говорили Никэ в
объединении "Молдвинпрома". Вот почему огорчение брата было почти
безутешным.
И все-таки возвращение Теленештам ранга райцентра было актом
справедливым. Сколько себя помнят его жители и те, кто был вблизи от него,
Теленешты всегда были либо волостным, либо районным центром, главою всех
окружавших его сел и деревень. Лишь гримасы истории могли на какое-то время
исказить перспективу, сыграть с городком злую шутку. Такое случилось в эпоху
бесконечного экспериментирования, когда в стране начали создаваться отдельно
обкомы индустриальные, промышленные и обкомы сельскохозяйственные, а вместо
сельских райкомов - парткомы, тоже двух профилей. Теленешты !как-то не
подходили ни к тому, ни к другому, были как раз ни городом Богданом, ни
селом Селифаном. Сотни лет до Советской власти были они волостным центром с
благочинными попами и чиновниками, с усатыми стражниками и урядниками, а при
румынах - пласой с ее преторами вместо урядников, а совсем недавно - ни то
ни се. Захолустное, сонное местечко с допотопными старушками, которые по
всем углам продавали стаканами подсолнечные и тыквенные семечки. Война
превратила центр городка в развалины. Фашистские оккупанты даже вывезли и
распродали камень от порушенных домов и погребов.
Ранг райцентра вызвал Теленешты -к новой жизни, возродил его из пепла.
Строились многоэтажные жилые дома, возводились современные предприятия,
кирпичные заводы, комбинат по производству вина и спирта, фабрики для
переработки молока. Были построены пекарни и гостиницы. Росли, как грибы
после благодатного дождя, кварталы частных домов, которые после ликвидации
района спешно продавались владельцами за полцены. Все получалось по
известной пословице: если нет озера, не будет и лягушек. Владельцы
собственных домов были государственными служащими. Лишившись своих мест в
учреждениях, они остались без работы и сейчас же начинали искать ее в других
местах, уезжали вместе с семьями в другие города республики. В Теленештах
оставались лишь учителя, врачи да несколько инженеров промышленных
предприятий, десяток-другой специалистов из мастерских по ремонту
телевизоров, радиоприемников; не покинул город какой-нибудь десяток
фотографов, парикмахеров, пекарей, рабочих по изготовлению масла и брынзы,
закройщиков на пошивочном комбинате. Так жил городок. В одну неделю был
ликвидирован жилищный кризис, казавшийся неразрешимым. Прежде очереди на
получение квартир были пугающе длинными, думалось, что им не будет конца. Но
стоило лишь отнять у Теленешт статус районного центра, как появилось
множество свободной жилой площади в государственных домах, а частные
отдавались чуть ли не даром.
Отец сказывал, что Никэ рвал на себе волосы. Он купил дом у Негарэ и не
знал, что мог бы купить лучший в самом городе, и притом за пустяковую цену.
Его совхоз почти что сливается с Теленештами - так что брат, не меняя места
работы, сделался бы городским жителем. Но кто мог знать, что район будет
скоро упразднен, а через некоторое время вновь восстановлен?
Домой мы возвратились по асфальтированному шоссе, совершив объезд в
сорок без малого километров. По пути руки брата отдыхали, потому что не
попадалось ни рытвин, ни бугров, ни выбоин. Теперь Никэ был недоволен и
своим железным другом - мотоциклом. Считал, что мог бы приобрести другую,
более модную, что ли, марку. "Ирбит" соблазнил его своей мощью, количеством
лошадиных сил. Другие бригадиры и агрономы покупали себе мотоциклы с
колясками киевского завода. Однако брат, заручившись запиской Шеремета,
пришел на базу с правом выбора. Не раздумывая долго, Никэ выбрал самую
могучую машину, тяжеленную, с тормозами, как у грузовика, с несокрушимыми
рессорами, годными для ганка, а не то что для мотоцикла, с мотором, который
ревел, как двигатель реактивного самолета. После длительной поездки мускулы
на руках водителя болели так, словно их отхлестали здоровенной палкой.
Было уже прохладно. Я расположился поудобнее в люльке мотоцикла,
прикрыл грудь прорезиненной накидкой, надежно укрывшись от встречного ветра.
А Никэ продрог так, что сделался синим. Чтобы немного согреться, он
остановил мотоцикл у леса Пита-ру, возле винзавода. Слово "согреться" в
данном случае имело только одно значение: Никэ отправился к знакомым ребятам
за спиртом. Он, конечно, сейчас не отхлебнет и капельки, а вот уж дома, до