Подгоряне
Шрифт:
Никэ, не раздумывая, выворачивает руль мотоцикла, и мы мчимся в сторону леса
Гаицы. Справа видны Онешты. Слева, сквозь дубраву, виднеется Цыганештский
монастырь. А еще раньше, недалеко отсюда, промелькнул Гыржавский монастырь.
Кто знает, какими соображениями руководствовались святые отцы, облепив все
здешние места монашескими обителями? Монастырские башни и их кирпичные стены
покрыли все кодрянские леса. Теперь в них размещены санатории и дома отдыха.
Один из монастырей стал даже обителью не монахов и монахинь, а алкоголиков,
помещенных сюда со слабой надеждой сделать их трезвенниками. Со слабой -
потому, что статистика давала мало поводов для оптимизма: редкий из
побывавших здесь избавлялся навсегда от своего недуга...
Обо всем этом я узнаю из слов брата, который в полуобороте ко мне
короткими громкими выкриками делится со мною сведениями. Брату приходится
орать изо всех сил, надрывать глотку, потому что его мотоцикл ревет так, как
ревут подобные машины при "смертельном" цирковом аттракционе на
весенне-осенних ярмарках. Лес Гаицы, известный с древних времен густыми
зарослями сумаха, сок которого использовался при окраске ковровых ниток, уже
не кажется мне таким страшным, каким казался раньше. Справа и слева мелькал
какой-то невзрачный кустарничек, хотя это был все тот же лес. Мы вылетаем на
вершину холма. С него уже видны высокие трубы кишиневских заводов. В долине
лежит плоское зеркало огромного озера.
– Гидигичское море, - бросает мне Никэ, зная, что я еще не видел этого
водохранилища.
К моменту моего отъезда только начинали асфальтировать улицы
республиканской столицы. А теперь я увидел, что все без исключения улицы
сменили булыжник на асфальт. Со Скулянской рогатки исчез трамвай - его место
занял троллейбус. Всюду возвышались громады новых строений, административных
и жилых домов. Страх перед возможными землетрясениями, который охватывал
архитекторов и диктовал им не забираться со своими новостройками выше пятого
этажа, - этот страх прошел. И Кишинев устремился ввысь своими красивыми
железобетонными и стеклянными зданиями. Тут легко отличишь горожанина от
деревенского жителя, который, поправляя мешок за плечами, будет стоять у
такого красавца дома и задирать голову, чтобы добраться глазами до
последнего этажа. Я хоть и без мешка, но, наверное, смахивал на такого
зеваку. Хоть жил и учился в Москве почти десять лет, но все-таки то и дело
останавливался чуть ли не перед каждым высотным домом и пересчитывал его
этажи. В некоторых домах их было пятнадцать и даже двадцать. Когда же они
успели вырасти, с удивлением думал я, кто их поднял к небесам за этот, в
сущности, очень короткий срок? Горделивыми великанами стояли они среди
старых построек, одним своим видом прижимая эту древность еще ниже к земле.
Никэ теперь вел мотоцикл осторожно, не спеша. Ворчал на великое множество
уличнодорожных знаков, в которых не вдруг разберешься.
– Как увидишь на углу улицы "кирпич", так и знай: тут где-то близко
горком или горисполком. Перед райкомами и райисполкомами - тоже "кирпичи".
Можешь и не спрашивать, где тут находятся самые важные городские и районные
партийно-советские учреждения. Легко бы нашел их по этим самым "кирпичам",
да вот только за них въезжать нельзя: гаишники враз сцапают и потребуют
водительские права! Дальше ты должен добираться пешком. Так что не
рассчитывай, Тоадер, что я тебя подкачу прямо к нужному дому!-
Сам я никогда не имел дел с дорожными (автоинспекторами, решительно не
разбирался в их предупреждающих знаках. А сейчас у меня не было и нужды,
чтобы Никэ подвез меня к самому входу здания, в котором размещался
Центральный Комитет Компартии Молдавии. Мне хорошо был известен дом на
Киевской улице. Это было одно из красивейших и старейших сооружений
Кишинева. Мне были знакомы в нем все лестницы и все кабинеты. Я знал цель, к
которой рвался всей душой, - это отдел кадров. Знал и комнату, в которой
находился секретарь ЦК, отвечающий за кадры партийных работников. В ней я
побывал, когда меня утверждали первым секретарем райкома комсомола, и тогда,
когда посылали на учебу в Москву. Всякий раз я поднимался по одной и той же
мраморной лестнице, чтобы заполнить разные анкеты и написать автобиографию.
Среди этих бумаг главной был листок по учету кадров. И порядок был известен:
сперва тебя вызовут для предварительной беседы (ознакомительной, наверное);
ожидая своей, очереди в приемной, ты будешь прикидывать в уме, какие вопросы
могут быть заданы тебе, как надо отвечать на них и вообще как будешь
держаться перед членами бюро. Могут спросить и о книгах: что читаешь?
Поинтересуются и тем, как я знаю Устав партии. Обязательно спросят и о том,
какие вопросы обсуждались и какие решения приняты на том или ином съезде
партии, на последних пленумах и конференциях.
В вопросах теоретических я чувствовал себя более уверенным, чем в
практических. В повседневной жизни партии, так же как и в жизни всего