Подгоряне
Шрифт:
запирала все двери, но и ставила на подоконники массу горшков, кувшинов,
фляг с молоком и без молока - выставляла как бы напоказ всю домашнюю посуду
и утварь. Расчет у тетушки был простой: полезет воришка через окно в избу,
наделает такого шуму, что сразу же либо убежит с испугу, либо его прихватят
на месте преступления. Дедушка поругивал дочь за такие оборонительные
сооружения, но ему скоро надоело это занятие, и он махнул рукой: пускай
делает, как
Все это так. Но зачем же покликала меня на свое подворье двоюродная
сестрица? Остановившись посреди двора, я даже выругался с досады. Не успел и
подумать обо всем как следует, как увидел бегущую от калитки старшую сестру
Сабины. Она плакала, а в руке все-таки держала букетик цветов, завернутый в
нарядный платочек. Звали ее Наталицей, это была одна из дочерей несчастного
Кибиря.
– Что случилось, Наталица? Отчего ты плачешь?
– Я люблю тебя, Тоадер!..
– ?!
– Солнышко ты мое!
– Ну и люби на здоровье.
– Ой, что же мне делать?.. Я ведь обещалась ждать Феодорике, сына мош
Саши Кинезу... Ждать, пока не вернется с войны!.. А сейчас он в госпитале...
– Обещалась, так и жди!.. Почему же не ждешь?..
– Ох, боже!.. Что мне делать?!
Мимо двора проходили люди, а она ревела и ревела. Мучает в руках
букетик и плачет. Попробовал утешить ее ласковыми словами, похвалил за
верность, которую она хранит одному из сыновей мош Саши. Чтобы избавиться от
прилипчивых глаз прохожих, вывел Наталицу в огород тетеньки Анисьи с его
бесчисленными запущенными кустами крыжовника, смородины и малины. Заглянув
сюда, любой сейчас же узнал бы, что огородишко этот принадлежит вдове.
Искренность и порывистость, с которыми призналась девушка в любви, не
могла не взволновать и меня. И я говорил ей какие-то нежные, мало, впрочем,
связанные между собой слова, а в душе проклинал двоюродную сестру, которая
подстроила мне это свидание со своей подружкой. Говоря всякие нежности, я
все-таки увещевал Наталицу, чтобы она оставалась до конца верной своему
слову относительно Феодорике. Но девушка не слушала, твердила как безумная
одно и то же:
– Да я же люблю только тебя одного!..
– Ну... пожалуйста... люби!.. Я не могу запретить ..
– Но я же дала слово Феодорике?!
Опять двадцать пять, как сказали бы в народе... Что бы ни делал, куда б
ни пошел, непременно попаду в какую-нибудь историю. Твердит, глупая, что
любит меня, но и не может нарушить данного Феодорике слова. Да и легко ли
его нарушить! Ведь она поклялась парню, когда, провожая на фронт, повязывала
его полотенцем, поклялась
кончилась, а Феодорике все не возвращался. Мотался, бедняга, по госпиталям
после тяжелейшего ранения. А Наталица ждала и ждала. Ждала, а любила,
оказывается, другого. Но что ему-то делать, этому другому, которым был я?
Получается по лукавой пословице: "Эй, Тоадер, ты любишь девушек?" -
"Люблю".
– "А они тебя?" - "И я их!" Я мог, конечно, говорить Наталице
ласковые слова, даже прижимать ее трясущееся от рыданий плечо к своему
плечу, но был к ней совершеннейшим образом равнодушен. И об этом ее
неожиданном признании на тетушкином подворье вспомнил много лет спустя. А в
ту пору любил другую девушку. И как бы просторно ни было человеческое
сердце, оно не может поместить в себе сразу две любви...
Теперь Наталица стала моей соседкой. Вышла-таки замуж за "мизинчика"
мош Саши Кинезу. В эти тоскливые для меня дни я часто видел ее. То она
приходила к дедушкиному колодцу за водой, то бегала перед нашим домом за
теленком, "отбивая" его от коровы, чтоб не выдаивал ее, то развешивала белье
на своем дворе и украдкой поглядывала на меня через перегородку, то судачила
возле калитки с другими женщинами. Она сделалась еще красивее, чем до
замужества. Встречаясь, я сухо здоровался, иной раз и разговаривал с нею,
понимал, что так и должно было быть. И все-таки чувствовал, что на сердце
ложится томительная боль, вызванная воспоминанием о давней встрече с
прелестным этим существом на тетушкином огороде. Я хотел бы забыть, но
такое, видно, не забывается...
Не по совету ли старшей сестры зачастила к нам Сабина? Впрочем, она и
прежде заглядывала к нам, но больше для того, чтобы получить совет от мамы,
как наносить узоры на вышивках, - приходила так, как приходят к родным
тетушкам. А вот с цветами заявилась впервые, что и взбесило меня. Что это -
наивность или выверенный загодя ход? За этой Сабиной с букетиком я видел
Нину Андреевну, учительницу. Слышал отчетливо ее слова: "Вы сомнете цветы!"
Сабина беззаботно болтала с дедушкой и одновременно орудовала острым
ножом, измельчая лекарственные травы. Дедушка вынес ей связки сухой
ветреницы, травы татина, пожарницы. Девушка дробила их и тонким пальчиком
засовывала в узкие горлышки бутылок с самогоном из винных дрожжей. Дедушка
наблюдал за ее работой, как главный фармацевт на фабрике лекарств. Строго
следил за тем, как бы Сабина не напичкала в бутылки своих васильков и мяты.