Подлинная история Любки Фейгельман
Шрифт:
Королеве понадобилась минута, чтобы после настойчивого требования ей обо всем сказать заткнуть мне рот и лишить меня права речи.
– Вы этого не говорили…
– Слушаюсь, Ваше Величество. Я этого не говорил.
– И не спорьте со мной. Раз я ничего не слышала, то, значит, вы ничего и не сказали.
– Именно так, Ваше Величество.
– Ну что вы все спорите! – она раздраженно звякнула серебряным колокольчиком, стоявшим перед ней на инкрустированном слоновой костью столике. – Слуги! Где вы там запропастились? Немедленно привести
– Благодарю за честь, но я бы просил позволить мне удалиться… – я всем своим видом показывал, что если и решился на такие слова, то лишь с особым, не сразу распознаваемым умыслом.
Однако Ядвига была слишком раздражена, чтобы вникать в какие-то умыслы.
– Что за вздор! Не позволю! Почему удалиться?!
– Простите, Ваше Величество, но я с детства боюсь колдунов и быстродействующих ядов, – сказал я, скромно опуская глаза в знак того, что не считаю свою шутку (если это шутка) слишком удачной и достойной внимания королевы.
Но Ядвиге моя шутка понравилась, и она, рассмеявшись, ответила в тон:
– Ах, это! Что ж, могу вас успокоить. Быстродействующий яд нами обезврежен, а колдун перевербован и теперь работает на нас. Так что смело оставайтесь. Вам ничего не грозит.
IX
Я, конечно, остался (иначе и быть не могло) и был свидетелем объяснения королевы с внуком и невесткой. Они держались достойно и ничуть не вызывающе, и Альфонсина называла королеву мамой, хотя Ядвига при таком обращении каждый раз вздрагивала, словно ее не слишком обольщала возможность и привлекала честь иметь такую дочку.
– Это правда? – скорбно спросила королева. Мое присутствие позволило ей не уточнять, что она имеет в виду.
Принц скользнул по мне взглядом, в котором угадывалась сдержанная благодарность, и произнес:
– Да, это правда.
– А вы что скажете, моя милая? – королева вдруг заметила, что серебряный колокольчик сейчас упадет со столика, и поправила его.
– Позвольте мне сесть, – Альфонсина показывала, что у нее были особые причины для этой просьбы.
– Конечно! Разумеется! Зачем вы спрашиваете? Вы как члены королевской семьи не нуждаетесь ни в каких разрешениях.
– Мы уже не члены вашей семьи, – сказала Альфонсина, продолжая стоять, но затем все же села на краешек золоченого кресла и в оправдание добавила: – Я беременна.
– Что?! – резко вскрикнула Ядвига, но тотчас справилась с собой и продолжила спокойным тоном: – Это приятная новость. Ваш будущий малыш займет подобающее ему место в очереди наследников трона. Да, я такая старая, что образовалась длинная очередь. Между прочим, сегодня я принимаю соболезнования, – королева умела как бы между прочим напомнить о самом главном.
– Еще раз поздравляем… – принц счел, что после утреннего
Альфонсина же вообще промолчала.
– Так, стало быть, все решено. Вы отказались от своих несуразных планов. Не будете же вы рожать где попало.
Королева обменялась со мной многозначительным взглядом, словно я один был достаточно трезв, чтобы с ней согласиться.
– Будем, – ответила принцесса так, что моя трезвость как надежная опора для монархии полетела в тартарары.
Из дальнейшего разговора я приведу лишь отдельные реплики, а остальное перескажу, чтобы не утомлять читателя, а главное, избавить его от бурных восклицаний и запальчивых выкриков спорящих сторон.
На вопрос королевы, что они намерены делать, покинув дворец, Альфонсина ответила: «Работать», из чего следовало, что во дворце они занимались всем чем угодно, но только не этим. Ядвига пыталась им растолковать, что члены королевской семьи не работают, как плотники, маляры, паркетчики, каменотесы, циркачи под куполом цирка (почему-то ей припомнились циркачи, которых она видела лет двадцать назад).
– Что же они делают? – спросила Альфонсина, словно все виды полезной деятельности были разобраны упомянутыми Ядвигой плотниками, малярами и паркетчиками, а на долю королевской семьи ничего не осталось.
– Они исполняют возложенные на них обязанности и… пребывают, – королева произнесла это слово с особым благоговением, как будто оно обозначало наивысший вид деятельности.
Альфонсина не удержалась и прыснула в кулак. Принц при этом попытался заслонить ее собой, но она вывернулась из-за его спины и продолжила свой спор с королевой:
– Где пребывают? В чем? Как можно просто пребывать?
– Это совсем не просто, поскольку требует значительных усилий.
– Каких усилий? Физических? Умственных?
– Духовных, – произнесла королева в полном сознании того, что для невестки нет более чуждого слова.
Альфонсина не стала это отрицать.
– В школе, где я училась, наш молодой, либеральный священник говорил, что терпеть не может, когда настойчиво произносят это слово. За этим словом ничего не стоит, кроме ханжества и лицемерия. Есть слово вера, но слова духовность нет. Его придумали те, кто ни во что не верят.
– Во что же ты веришь, голубушка? – напевно осведомилась королева.
– В любимую работу. Я уже снималась и хочу сниматься в кино.
– И, конечно, мечтаешь о Голливуде. Во что же еще ты веришь?
– В семейное счастье, воспитание детей и… истинную демократию. В воспитании детей мой отец был деспот. А я демократию обожаю еще больше, чем танцы.
Ядвига не пожелала разбираться в том, что Альфонсина обожает больше, а что меньше, и спросила:
– А в святость монархии ты уже не веришь?