Подмастерье палача

Тюрин Виктор Иванович

"Внутренняя охрана или, может быть, королевские телохранители, — определил я для себя статус вновь прибывших солдат.

После короткого разговора прибывшего офицера и начальника караула, я отправился с королевскими телохранителями. На эту мысль меня навела вышитая на солдатских ливреях корона. Меня вели через дворики, галереи-переходы, временами мы спускались и поднимались по лестницам. По пути я не раз убеждался в серьезности охраны короля. Помимо неподвижно замерших в коридорах часовых, шагавший впереди нас офицер, в определенных местах, резко замедлял шаг и произносил

пароль, на который никто не отвечал, но один раз я услышал тихий лязг доспехов, который шел из-за гобелена, висевшего на стене.

Пройдя еще один двор, мы остановились у входа в здание, где стояло четверо королевских телохранителей. Тут меня обыскали, а затем провели по широкой и красивой лестнице на второй этаж. Пройдя по коридору, остановились у одной из дверей. Офицер постучал. Спустя минуту дверь открылась и на пороге появился человек. Он был среднего роста, худой, с бледным лицом. Губы тонкие, щеки впалые, глаза неопределенного цвета. В его взгляде читалась снисходительность, презрение и недовольство. Оглядев меня с ног до головы, он сказал: — Ну, заходи, заходи, "лисий хвост". Будем разговаривать.

— Сударь, нам остаться? — спросил его старший конвоя.

— Ждите, — после чего хозяин покоев посторонился, пропуская меня в комнату.

Переступив порог, я оказался в рабочем кабинете незнакомца. Письменный стол, стулья с резными спинками, сундук в углу, мягкое кресло, стоящее у камина. Сейчас огонь в нем не горел, но пепел и поленница дров, лежавшая возле него, говорили о том, что им пользуются, несмотря на лето. Хозяин кабинета сел за стол, но мне сесть не предложил. Жест, подтверждающий то, что я и так успел заметить: мной здесь не довольны.

— Где ты столько времени пропадал, приятель? — сразу прямо в лоб последовал вопрос, который для меня не стал неожиданностью.

— Сударь, я очнулся у реки, на землях монастыря, с пробитой головой…

Дальше последовала короткая история про потерю памяти и как я стал подмастерьем палача. Хозяин кабинета меня не разу не перебил и не задал ни одного вопроса, но стоило мне закончить говорить, как он дернул за шелковую ленту, свисавшую сверху, возле его левого плеча. Спустя минуту дверь открылась и на пороге появился слуга. Поклонившись, он замер.

— Жак, приведи мэтра.

Слуга, ничего не говоря, тут же исчез.

— Значит, ты ничего не помнишь из прошлого?

— Нет, сударь.

— И меня не помнишь? Имя Оливье ле Дэн тебе ничего не говорит?

— К моему великому сожалению, сударь, — и я изобразил горестную мину, хотя уже понял, что цирюльник и любимчик короля, Оливье Негодяй, имеет ко мне самое непосредственное отношение.

"Вот только в качестве кого я тут служил? Секретарем? Курьером? Телохранителем?".

— Мне жаль, что так получилось, "лисий хвост", — но при этом в его голосе не было ни капли сожаления. — Значит, ты не помнишь, откуда ехал?

— Нет, сударь.

Больше мы не говорили, вплоть до того момента, пока не раздался стук в дверь, затем в комнату вошел невысокого роста человек, полный, одетый во все черное. У него были глаза торгаша или менялы, но никак не врача, так

как он смотрел на все и всех, словно приценивался, при этом напуская на себя значительный вид.

— Чем могу быть полезен, сударь?

— Не могли бы вы, мэтр, осмотреть голову этого человека?

— А что с ним? — поинтересовался врач.

— Это вы мне скажите.

Доктор громко хмыкнул, подойдя ко мне, он стал меня крутить в разные стороны, тыкать пальцами, осматривая, а когда добрался до моего затылка, раздвинул волосы, помял его пальцами и заявил: — Этот человек здоров, но, судя по всему, ему недавно проломили голову. Возможны сильные головные боли.

— Такая рана может его забыть о том, кем он был раньше, мэтр?

— На этот вопрос трудно ответить. Святой Фома утверждает, что голова человека управляет глазами и ушами и является основой духовных связей, а согласно трудам Авиценны, в голове существует пять внутренних чувств, которые связаны с отдельными частями мозга. Так вот одно из них называется memoria и влияет на запоминание образов. Не могу сказать, так ли это на самом деле, но подобное предположение вполне возможно. Он что совсем ничего не помнит?

— Говорит, что не помнит, — недовольно буркнул хозяин кабинета, который, похоже, для себя все решил.

— Какой интересный случай, — заявил врач, но при этом, в его голосе кроме скуки ничего не читалось. — Я пойду?

— Да-да, мэтр. Идите!

Тот пожал плечами и вышел из комнаты с видом человека, которого зря побеспокоили из-за какой-то ерунды. Хозяин кабинета еще пару минут сидел, думая, что ему со мной делать, а я попытался выстроить ситуацию с учетом открывшихся обстоятельств.

"Я знаю, кто этот человек. Но что я могу ему сказать или предложить, не раскрывая кто я такой?".

Цирюльник, наконец, пришел к какому-то решению, так как снова дернул за шелковую ленту. Когда дверь открылась, слуга, остановившись на пороге, привычно отвесил короткий поклон.

— Скажи Гошье: он твой, — при этом по тонким губам Оливье скользнула двусмысленная улыбка.

— Он уже здесь, сударь.

В этот самый момент у меня в голове всплыли слова Пьера: — Упаси тебя бог когда-нибудь встретиться с начальником королевской полиции Тристаном или с его помощником Жильбером Гошье".

"Он твой! Оливье отдает меня этому палачу! — эта мысль молнией мелькнула у меня в голове. В такие минуты остро осознаешь, насколько хрупка человеческая жизнь и как легко ее оборвать, сказав лишь одну короткую фразу. Это был один из моментов, которые определяют основные вехи в жизни человека, его взлеты и падения, но также легко могут поставить на кон его жизнь. Меня только что приговорили к смерти. Обычный человек в такие моменты впадает в панику, бьется в истерике или пытается вымолить себе жизнь, правда, тут все зависит от его силы духа и веры в себя. Сильная воля и тренированная психика дает человеку возможность бороться, искать способы выжить в самой непростой обстановке. Сдаваться просто так, без борьбы, я не собирался. Бросил взгляд на Оливье. Тот сейчас внимательно и цепко смотрел на меня, в ожидании реакции.