Подменыш
Шрифт:
Они же и присоветовали иных. При выборе кандидатур сам царь предложил в первую очередь глядеть на натуры оставляемых — чтоб не больно-то кичились, не надменничали, ну и жадность свою не проявляли — чай, не кормленщиками он их тут оставляет. Обязательное условие — чтоб были добрыми воеводами, потому что как знать — ныне воевать не надобно, а к завтрему глядь и зашевелились. Вот по таким признакам и подобрали.
Палецкий предложил было Адашева, который и впрямь подходил по всем статьям, да еще как подходил, но он был нужен самому царю. Курбский лежал у себя в палатке с многочисленными ранами. Еще двоих — честных и добрых вояк — отвергли по причине молодости — уж больно горячи. Могут по младости лет такого напороть — не расхлебаешь. Так вот, перебирая одного за другим, и пришли к единственно возможным.
— Стало быть, ты тут не останешься, государь? — уточнил князь Мстиславский.
— А ты, боярин, мыслишь, что мне тут до скончания веку стоять потребно? — поинтересовался Иоанн.
— До веку — нет, а вот до весны бы надобно, — заметил Иван Федорович, пояснив: — Чтоб окончательно басурманское воинство искоренить.
— Какое? — насмешливо подал голос Данило Романович Юрьев-Захарьин. — Вон оно — все в землю полегло.
— Окромя татар в земле Казанской еще с пяток народцев есть, — не сдавался Мстиславский. — Мы их не зорили, так что они ныне в полной силе.
— А мы их и не будем зорить, — заметил Иоанн. — Из-за одной опаски, что луговые али там горные черемисы подымутся, всех держать ни к чему. Людишек, что мы с нашими казанскими наместниками оставляем, для того чтобы град защитить на первое время довольно, а там и другие полки можно двинуть. К тому же те, кто наши грамотки отвозил и уже возвернулся, сказывают, что спокойно повсюду. Опять-таки ежели мы всех оставим — их кормить и поить надобно. Поить ладно — воды в Казанке хватит, а корм искать у тех же народцев придется, так что мы им уже за одно то в тягость будем. Да и обязались уже, что ясак берем не выше прежнего. Выходит, слово нарушим? Какая ж нам тогда вера выйдет?
— Опять-таки новгородцев вспомнить не помешает, — поднялся князь Палецкий. — Они вон еще в Коломне притомились, когда мы крымчакам хвосты крутили. Ныне же впору не о них одних — о всех думать. Притомились ратники. Шутка ли — полгода без передыху. Так что и я тако же мыслю, государь, — повернувшись в сторону Иоанна, он учтиво склонился и подытожил: — И чем скорее отсюда сдвинемся, тем лучше для всех. Пока непогодь не закрутилась надобно по родным домам разбредаться. Как-никак ныне уж зима началась [110] , так что пора.
110
По народным поверьям, зима начинается на Сергия (8 октября), а с Матрены зимней (22 ноября) она устанавливается.
Спустя пять дней, оставив с князьями-наместниками Горбатым и Серебряным ради осторожности изрядное число войска, увеличенное вдвое первоначальной задумки, на чем все-таки настоял Мстиславский и те, кто его поддерживал, Иоанн наконец-то выступил в обратный путь.
Лишь тут он позволил себе немного расслабиться, заявив что поедет Волгою на судах. Пировать на них, конечно, несподручно, зато выспаться можно за милую душу. Конная рать с князем Воротынским тем временем пошла берегом на Васильсурск.
В Нижнем Новгороде царь встретил первых посланцев из Москвы, присланных с поздравлением от царицы, от князя Юрия Васильевича и от митрополита. Начинался триумф, и Иоанн не хотел потерять ни крошки от своего праздничного пирога, который он добросовестно заслужил, так что, завершив водную дорогу, он поехал сухим путем на Балахну и далее во Владимир.
И тут его ждала новая радость, да еще какая. Прискакавший боярин Траханиот сообщил ему о рождении сына — долгожданного Димитрия. Пожалуй, в тот день на всей Руси, да что там — во всем мире, не было счастливее человека, чем Иоанн. Все получилось так, как ему и хотелось. Неужто и впрямь мечты сбываются? Душа его пела звонко и радостно, выводя замысловатые рулады. И те, кто ехал рядом с ним, чувствуя безмятежное настроение государя, тоже счастливо улыбались, порою даже не ведая чему…
Глава 12
ЗАСЛУЖЕННЫЙ ТРИУМФ
Из Владимира через Суздаль и Юрьев царь поехал поначалу в Троицкий монастырь, где его торжественно встретили прежний митрополит Иоасаф [111] , игумен Артемий и братия с крестами. Старец ласково улыбался, но лицо его было несколько утомленное — все-таки возглавлять такой огромный монастырь тяжело.
— Ныне я мыслю далее все менять, — поделился Иоанн с ним за трапезой. — С войском надобно урядиться, да и прочим земским устроением заняться. А как ты мыслишь, отче, мне допрежь всего… — и осекся, недоуменно глядя на зашедшегося в меленьком старческом смешке Артемия.
111
Иоасаф — митрополит «всея Руси» с 1539 по 1542 год. Был низложен во время очередного боярского переворота, осуществлявшегося Шуйскими, как горячий сторонник правительства Ивана Бельского, причем схвачен в покоях великого князя Иоанна, с которым мало считались в то время, и отправлен в ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь, откуда затем переведен в Троицкую обитель.
— Милый ты мой. Ныне и присно забудь, что ты — мой ученик, а я твой наставник, — объявил он причину своего веселья. — Эвон ты как оперился — куда уж мне с советами к тебе лезть, к тому же о мирском, в коем я и ранее не больно-то смышлен был. Тут вон со своей братией никак не разобраться, а куда уж царю советы подавать.
— Что, тяжко? — сочувственно спросил Иоанн.
— Не то слово. Это ведь он с виду как монастырь, а копни поглубже — считай, что и нет. Из славы святого сподвижника такое учинить — это еще додуматься надобно.
— Чуток потерпи, — попросил Иоанн. — Теперь я приехал, так что полегче будет. Как освободится епархия, так я сразу тебя туда поставлю.
— А вот от этого ты меня и вовсе избавь, — решительно открестился отец Артемий. — Ныне ясно зрю — не по мне это.
— Ну и ладно, — покладисто согласился Иоанн. — Мы тебя, минуя епархию, как Симона. Он ведь тож из игуменов Троицкой обители сразу митрополитом стал. А чтобы не ждать долго — мы владыку Макария попросим, дабы он себя множеством дел не надрывал, а углубился лишь в одни иконы да жития святых, кои у него так славно выходят. Мыслю, что сей святой отец противиться нам не возможет. Вот тогда и придет черед монастырских земель.
— Избавь, государь, — тихо, почти шепотом попросил Артемий, с тоской глядя на непреклонного Иоанна, твердо нацелившегося отыграться за поражение на недавнем соборе. — От всего избавь — и от епархии, и от митрополичьих покоев. Уж больно отвратно мне на все это взирать. Богу лишь простой мних молиться может, а как повыше забрался, так там столь мирских дел, что ум за разум заходит. Умом понимаю, что и они надобны — но сердце не внемлет. Не мое это. Я и тут-то не ведаю, яко выдержать. Веришь, уже раза три собирался покинуть сию обитель, но чуял — ты сразу опосля Казани непременно ко мне заедешь, весь славой залитый, чтоб покрасоваться предо мной.