Подметный манифест
Шрифт:
– Да что ж ты, сударь мой, молчишь? Али язык проглотил?
– наконец забеспокоилась Марфа.
– Знала, что в моем доме блины вкусны, да не настолько же, чтобы и язык вприкуску съесть! Ты, Николай Петрович, ко мне свою Аксинью присылай, я ее научу. И не пожалей денег на хорошие сковородки. Сковородка да жена - их хоть как выбирай, хоть с кем советуйся, а нужна удача.
Архаров подумал, что коли Аксинья научится печь такие же славные блины, то придется новую карету заказывать - в старой колесные оси его веса не выдержат. Дуясь на Марфу с Каином и почти не участвуя в беседе, он невольно срывал свое дурное состояние духа на блинах - и съел их, беря, как Каин, разом по пять, не менее сотни…
– Ты мне лучше жену найди, а она уж пусть покупает сковородки, - кое-как отшутился он.
Разговора не получилось. Порыв души оказался напрасным и даже вредным. Каин и лишнего словечка не сболтнул. Архаров с некоторым усилием встал из-за стола и коротко поклонился хозяйке.
– Ну, матушка Марфа Ивановна, угостила на славу. А теперь пойду я - служба…
И увидел, как Марфа, явно тайком от Каина, делает ему странные знаки лицом - вроде бы показывая на окошко глазами, подмигивая, тут же показывая на оставленный им стул либо на стол… ну, ни хрена не понять…
– Великое дело - государева служба, э?
– спросил Каин.
– Иван Иванович, ты во Всехсвятский храм собирался, - напомнила Марфа.
– Ступай, я тебе чулки и сорочку свежую приготовила. Упустишь отца Киприана - завтра ловить придется…
– Ишь, бабы на Москве силу взяли, э?
– с тем Каин, пройдя мимо Архарова впритирочку, хотя сие было отнюдь не обязательно, скрылся за дверью. Марфа тут же сгребла со стола пироги на холстинку, сделала опрятный узелок и стала совать его Архарову в руки:
– Возьми, Христа ради, сударь, Клаварошу отнеси…
Архаров чудом удержался от своего громоносного хохота. Марфа оставалась прежней проказницей - и чума с ней ничего поделать не могла, и Каин - равным образом!
Он взял узелок, и Марфа тут же понеслась вдогонку за Каином.
Усмехаясь тому, что не разгадал Марфину игру глазами, Архаров еще раз взглянул на подоконник, где меж двух бутылей лежала стопка листков. Ему стало любопытно, и он, подойдя, взял верхний.
– «Указ его императорского величества самодержца российского… - шевеля губами, прочитал он.
– Из Государственной Военной Коллегии верноподданному рабу и сыну отечества Уфимского уезда Нагайской дороги деревни Бузавьязовой мещерятскому главному полковнику Канзафару Усаеву…»
Это было совершенно свежее творение самозванца.
Как и для чего оно попало в Москву - Архаров понятия не имел. Адресованное какому-то несуразному мещерятскому полковнику, оно оказалось в Москве, в Зарядье, и вряд ли, что его притащила сюда Марфа - она и молитвослов-то читать не любила.
Несколько мгновений Архаров думал - забирать ли сей указ, или же пусть лежит на подоконнике, как если бы остался незамеченным. На лестнице заскрипели ступеньки - и он сунул указ на место, а сам быстро отступил к ведущим в сени дверям.
Марфа выглянула в горницу, прижала палец к губам и показала рукой: уходи, мол, сударь… Ей были безразличны сложности отношений между Архаровым и Каином - она беспокоилась лишь о том, чтобы Каин не увидел, как Архаров уносит узелок с пирогами для Клавароша!
– Я сама к тебе прибегу, - прошептала она.
– Сама…
Тут уж оставалось лишь откланяться.
Архаров вышел во двор, чувствуя, что дышать ему нечем. Блины, переполнив желудок, очевидно, уже поднялись вверх и подпирали собой глотку. Обер-полицмейстер, в душе проклиная Каина с его хитрым гостеприимством, пошел по доскам, вышел в калитку и, резко выдохнув, полез в карету.
Он был в таком состоянии, что в полицейскую контору ехать не имело смысла: заснул бы в кабинете, головой в бумаги и хорошо, коли не в чернильницу. Да и не только…
Ему было стыдно.
Случилось то, чего он боялся. Пришел давний хозяин этого города - и Архаров не сумел сразу показать ему, кто теперь правит Москвой. Не вышло. Зря оттягивал эту встречу, зря, все - зря…
– Домой, - кратко приказал он.
Сенька, видя хозяйскую недовольную рожу, гнал коней, как мог. Карета, выезжая на Варварку, на повороте чуть накренилась, Архаров поехал по сиденью и ощутил нечто неприятное в бедре. Оказалось - под бедро попала пола кафтана. Что-то в кармане лежало угловатое, табакерка, что ли? Но табакерки он с собой как будто не брал - он пытался привыкнуть к этой безделушке, без коей в руках кавалер выглядел нелепо, словно бы забыл надеть штаны, и, поскольку еще не распробовал по-настоящему нюхательный табак, вечно забывал вещицу дома. А ведь постоянно покупал то французский, то немецкий фиалковый, то московского изготовления табачок, растертый в мелкую пыль, темно-зеленую или даже бирюзовую, приправленный деликатными ароматами…
Архаров вдруг подумал, что от понюшки табаку ему должно полегчать. Поерзав, он сунул руку в карман и вытащил кожаный кисет.
Раздернув шнурки, он запустил туда пальцы, они уперлись в какую-то мелочь с зазубринками. И вытянули на свет Божий гроздь сцепившихся меж собой брошей, аграфов и колец. Основой же послужило перло в несколько нитей не слишком дорогого жемчуга с великолепным изумрудным фермуаром. Архаров уже любовался как-то этими изумрудами и знал, что цена им вельми высока…
– Ах ты сукин сын!
– вслух сказал Архаров.
Каин блеснул воровским умением - так ловко опустил в карман обер-полицмейстеру мешочек, что тот и не почувствовал. Называлось же сие - взятка…
Архаров застучал в окошечко, через которое видел Сенькину задницу. Кучер повернулся.
– На Лубянку!
– крикнул Архаров. И еще руками показал, куда поворачивать.
Явился он туда одновременно с Федькой.
– Я тебе где быть велел?
– спросил Архаров, выйдя из экипажа.
– Ваша милость, там Максимка остался, я за госпожой Долгоруковой пошел.
– На кой она тебе сдалась?
– Мало ли - может, ниточка?… Ваша милость, я не напрасно за ней пошел! Она, домой приехавши, из кареты вышла, книжицу в руках держала и тетрадь большую, вроде наших. Из тетради листок возьми да и выпади. Я подобрал - и слава Богу, что грамоте знаю…
– Манифест?
– Он самый, ваша милость! А как вы догадаться изволили?
– изумленно спросил Федька.
– А ими вся Москва полна! Я вон и у Марфы сие художество видел… вот ведь чертовы бабы, молитвы бы лучше списывали… Давай сюда, ступай за Шварцем!