Поднебесный гром
Шрифт:
— А то ты большая…
— А теперь уже солнышку не радуюсь. Встаю — дождь. Вот, думаю, хорошо, значит, ты не полетишь.
— Глупенькая, если надо, мы в любую погоду летаем.
— Поэтому ты вчера и не позвонил?
— Некогда было.
— А я уж не знала, что и думать…
— Не надо, не думай ни о чем плохом, главное, мы вместе. Разве этого мало?
— Мало! Мало! Мало!
Лариса один только раз сказала ему «люблю», зато от него каждый день требовала таких признаний.
Аргунова не узнавали на ЛИС. Весть о его романе с молоденькой девушкой из СКО облетела всех, и над ним подтрунивали. Но он не обижался.
На днях, выходя из дому, Аргунов нос к носу столкнулся с Гокадзе. Оба торопились: один — домой, другой — на свидание.
От зорких глаз Сандро не укрылось ничего: и темный костюм, и белая рубашка, и модный галстук на Аргунове, и вообще весь вид его — чисто выбрит, начищен, наглажен — говорил о том, что он спешит уж конечно не в магазин за хлебом.
— К ней? — спросил Сандро.
— А куда же еще?
— М-м, — простонал Сандро, — не девушка — персик! Сам бы приударил, да нельзя: подчиненная.
— Ты поосторожнее, — предупредил Андрей.
Гокадзе рассмеялся:
— Ох уж эти влюбленные! Ревнивые, как дети! Да я ж по-хорошему. — И он обнял Аргунова за плечи: — Завидую тебе, Андрей.
— Завидуешь?
— Ну конечно, вторая молодость у тебя. Как у нас на Кавказе: иногда яблони цветут и осенью!
«Цветут и осенью, — думал Андрей, — но как бы морозцем их не прихватило».
В последнее время он замечал за Ларисой какие-то перемены: она стала нервной и раздражительной. Вдруг ни с того ни с сего вспылит, наговорит бог знает что и замкнется в себе. Но он терпеливо выдерживал ее капризы. Боялся одного — равнодушия. Не раз он уже предлагал ей:
— Давай поженимся.
Она смеялась:
— Зачем? Заштампованная любовь? Это не для нас! Мы — выше. — И грустнела: — Когда я тебе надоем — скажешь. И будешь свободен.
— Но я не хочу такой свободы!
— А ты, оказывается, собственник.
Так смешками да шутками и отделывалась.
А сегодня Лариса пришла и заявила:
— Знаешь, кажется, у меня будет ребенок.
— Это правда? — обрадовался Андрей. — Но почему у тебя? У нас! — поправил он ее.
— Нет, у меня…
— Хватит… Сейчас же пойдем в загс!
— Подожди! — Лариса остановила его. — А может, не надо ребенка?
— Ты с ума сошла! Что ты говоришь? — Он отошел к окну, закурил.
Лариса подскочила к окну и распахнула его.
— Пора бы тебе уже заметить, что я не выношу дыма!
— Прости, — смутился Андрей. — Но с каких это пор ты не выносишь дыма?
— С тех самых… Не понимаешь? Конечно, тебе все равно, как я себя чувствую… — И Лариса заплакала.
Андрей виновато глядел на ее вздрагивающие плечи и не знал, что сказать, чем утешить, и только бережно гладил ее руки.
Всхлипнув напоследок, она уткнулась лицом ему в грудь:
— Прости, Андрюша, я плохая, наверное…
— Это ты меня прости. Недогадливый я пень!
— Ладно, прощаю. А теперь давай помечтаем. Как ты думаешь, кто у нас будет? Я хочу, чтоб сын.
— Конечно сын! На рыбалку будем ходить вместе!
— А если дочка? — Будто только сейчас вспомнив, Лариса встревоженно взглянула на него: — А как же Ольга?
— Я думаю, она нам не помешает.
— Нет, я не про то. Что она скажет?
— Она девочка добрая. Мне кажется, она поймет… — Так он сказал, чтоб успокоить Ларису, а у самого невольно заныло сердце: поймет ли? Он прилег на диван.
— Устал? — ласково склонилась к нему Лариса. — Отдохни, пока я что-нибудь приготовлю поесть.
Аргунов закрыл глаза.
День был напряженный, шумный, нервотрепный. Изучали конструкцию нового самолета, спорили с макетной комиссией, уточняли профили испытаний, делали последние приготовления к лидерным испытаниям.
Хотелось заснуть, забыться… Но не тут-то было. Подумал о дочери. Как он любил, придя с работы, вот так же прилечь на диван! И тотчас же рядом с ним оказывалась Ольга. Она прижималась к нему своим худеньким тельцем и лепетала, лепетала.
Как-то будет теперь? Уживутся ли они с Ларисой?
Раньше Андрей никогда не говорил с дочерью о женитьбе, да и не думал он об этом. Но как-то однажды зашел к ним Суматохин и вроде бы в шутку сказал:
— А давай, Ольга, женим твоего отца!
Ольга вспыхнула, как от пощечины, и убежала в другую комнату. Правда, вечером она подошла к отцу и с удивившей его серьезностью сказала:
— Папа, ты не думай, я не запрещаю тебе жениться. Я ведь все понимаю. Что с тобой поделаешь, женись, пожалуйста. Только прошу тебя: никогда не уговаривай меня называть ее мамой. Слышишь, никогда!
…Через приоткрытую дверь кухни Андрей видел, как хозяйничала там Лариса, хрупкая, тоненькая, как девчонка.
«Какая мама? — уже почти засыпая, подумал он. — Они как подружки будут. Вот только подружатся ли?..»
— Му-уж, — кокетливо окликнула его Лариса, — омлет готов, вставай! Ах ты, засоня! Сейчас я тебя расшевелю! — Она подскочила к нему, затормошила и стала щекотать его своими проворными пальцами: — Проснулся, соня? Вот, запомни: связался со мной — никогда не дам тебе спать! А то ишь, чуть что, сразу на бок!