Поднебесный гром
Шрифт:
Пауза затягивалась. И тогда, будто на помощь ему, из первого ряда поднялся худощавый пожилой человек с серым шарфом на шее.
— Я варил эту стойку, — сиплым голосом произнес он, — меня и наказывайте. Зачем зря отнимать у людей время.
И вдруг зал взорвался как по команде. Заговорили все разом, перебивая и не слушая друг друга.
— У сварщика глаз не ватерпас!
— Стрелочника нашли! А где ОТК был? В тенечке?
— Козла отпущения нашли!
— Петрович не виноват!
Брылев постучал карандашом по графину,
Медленно восстанавливалась тишина. Андрей переступил с ноги на ногу и только было собрался говорить, как из дальнего угла кто-то выкрикнул:
— А у вас, у летчиков, разве промахов не бывает?
— Промахов? — переспросил Андрей. — Бывают. Только за промахи расплачиваемся мы сами. Как минеры.
Он снова помолчал, собираясь с мыслями, и начал медленно говорить. Слова давались трудно.
— Испытателю чаще приходится расплачиваться, к сожалению, за чужие промахи. Что ж поделаешь, такая у нас работа. Мы все, здесь присутствующие, трудимся на переднем фронте. И от нас зависит, какое оружие получат наши военные летчики. А их интересует, чтобы истребители отвечали таким требованиям, как надежность, качество и боевая эффективность. Подсовывать в войска брак — это… — Андрей обвел глазами до отказа набитый зал и со вздохом выдавил: — Преступление.
Краем глаза он видел, как при этих словах лысоватая голова Петровича вжалась в плечи, и подбородок утонул в сером шарфе.
— Вот здесь сегодня я услышал, что виновником брака является конкретно всего лишь один сварщик. Казалось бы, что тут воду в ступе толочь, если виновник найден. А так ли это? Как-то у нас на ЛИС произошел такой случай: самолет улетел с незакрытым крыльевым топливным отсеком. Естественно, порядок выработки горючего нарушился и задание было сорвано. За срыв полета начальник ЛИС наказал механика, а я — летчика.
— А при чем здесь летчик? — спросил Копытин.
— При том, что в авиации контроль должен быть двойной. Перекрестный! Это касается как эксплуатационников, так и самолетостроителей. Насколько я понимаю, в цехе есть рентген, и каждый шов на узлах должен просвечиваться. А если в лаборатории не заметили трещину — то грош цена такому контролю!
— Верно! — подхватил Копытин. — Вы будете еще продолжать?
— Я все сказал.
— Тогда позвольте мне.
— Слово имеет директор завода Георгий Афанасьевич, — объявил Брылев и первым захлопал в ладоши.
Копытин протестующе поднял руку.
— У нас не митинг. В общем, так, товарищи! Обстановка у вас в цехе надо хуже, да нельзя.
При этих словах мясистое лицо Брылева стало медленно наливаться краской, на лбу выступила испарина.
— Вы здесь все шишки на одного сварщика свалили, — продолжал директор, — но ведь технологическим процессом, насколько мне известно, занимается слесарно-сварочная бригада, не так ли?
— Так, — глухо отозвался Брылев.
— Почему ж тогда за брак отвечает один?
— Индивидуальная ответственность…
— Лепет! — резко оборвал Копытин. — Кто возглавляет бригаду?
Со скамьи поднялся широкоскулый коренастый крепыш и с вызовом бросил:
— Я!
— Что вы на это скажете, товарищ Смотров?
— А что я скажу, Георгий Афанасьевич? Весь процесс сварки выдержан согласно технологии, как и обычно. Стойку пескоструили, зачистили все наплывы и выплески сварки…
— А перед сваркой узлы обработали? — перебил его Копытин.
— А как же! Ни масла, ни окалины, ни ржавчины не было. Потом сварочные швы осмотрели визуально и стойку, как положено, направили в лабораторию. Оттуда пришло положительное заключение.
— Садитесь, — сказал Копытин и недобро посмотрел на Брылева. — А вы что скажете, начальник цеха? — с нажимом на последние слова спросил директор.
— Промашка вышла. С лабораторией разберемся, виновника накажем.
— Ага, разберетесь, — неожиданно мягким, елейным голосом сказал Копытин. — Сначала разберитесь, а уж потом созывайте собрание. Нечего зря отрывать людей от работы. — Он посмотрел на часы, тихо сказал: — Сегодня в шестнадцать тридцать, товарищ Брылев, совещание у главного. Будем ставить вопрос о вашем пребывании на посту начальника цеха.
Возвращались пешком: директор — впереди, Аргунов — чуть отстав.
Копытин быстро шагал, заложив глубоко в карманы длинные руки. Андрею было видно, как ветерок шевелил на затылке его седеющие волосы. Худую шею избороздили глубокие морщины. Обычно прямые, негнущиеся плечи устало опали, и из-под пиджака остро выпирали костлявые лопатки.
Андрей недоумевающе поглядывал на Копытина. Он никак не мог понять, почему директор так сурово обошелся с начальником цеха. Ну, наказал бы тех, кто осуществляет рентгеновский контроль за сваркой, самого электросварщика, наконец! Если уж на то пошло, ведь непосредственные виновники, в конце концов, выявлены. Спросить, что ли? Неудобно. Копытин сегодня выглядел очень уж утомленным, измученным.
«Еще бы, — думал про него Аргунов, — вон какое хозяйство у него на плечах! Не позавидуешь… Говорят, у испытателей работа трудна и сложна. А труд директора? Да еще такого гигантского завода! Какой меркой можно измерить этот труд?»
Копытин будто угадал, о чем он думает.
— Знал бы ты, Андрей Николаевич, как иногда тяжело принимать решение, особенно когда это касается людей. Ведь их у меня тысячи. Ты-ся-чи! Вот и задумаешься подчас: вправе ли генерал думать о каждом солдате, когда идет бой? Не вправе, наверное… У нас ведь тоже бой. Ежедневный, ежечасный. Администрация требует: план, план! Армия требует: качество, качество! Разве за всем уследишь? Вот и полагаешься на помощников — командиров производства. А этот Брылев вздумал меня вокруг пальца обвести. Пыль в глаза пустить… Не выйдет!