Подвиг ''Тумана''
Шрифт:
Нелегким был для Петра Стрельника путь к морю. Окончив начальную школу в родном селе, юноша приехал в Киев и поступил в заводское училище. С большим желанием изучал он свою будущую специальность слесаря. Потом началась самостоятельная работа в цехе. Он надел рабочую форму - темно-синюю сатиновую спецовку. В ее левом нагрудном кармане лежала жесткая маленькая книжечка - заводской пропуск. Радостный и гордый спешил Петр по утрам на работу. Трудовой коллектив, как родного сына, принял его в свою семью. Хорошие, честные и внимательные люди окружили паренька заботой и любовью. «Как хорошо мне здесь», - не раз
Через три года Петр надел морскую форму. Юноша добился своего. Окончив военно-морское политическое училище, Петр Никитич Стрельник стал морским офицером, политработником.
...В разгар матросского веселья в кубрик вбежал запыхавшийся Михаил Климов:
– Новая стенгазета, братва! Прошу любить и жаловать!
Моряки окружили редактора, помогли ему прикрепить газету к переборке:
– Вот это дали прикурить!
– Оверкиль!!!
И раскатистый матросский смех разлился по кубрику:
– Хорош огонек!
Немало было высказано едких слов при чтении короткой заметки, в которой рассказывалось о сигнальщике Илье Тимофееве, о том, что он плохо заботится о своем заведовании. «В последнем походе у нерадивого сигнальщика запутался фал, и это задержало подъем важного сигнала. Командир объявил Тимофееву строгий выговор», - писала газета. Заметка кончалась немудрящими сатирическими стихами:
Эй, Илья, прими сигнал:
Содержи на «товсь» свой фал!
– Эй, Илья, прими сигнал!
– кричит Сергей Хлюстов. Но Тимофеев уже удрал из кубрика.
– Пошел опровержение писать, - смеется кто-то из моряков.
– Да, не попадайся на зуб нашей газете.
– Холодной водицей окатит и пропесочит как следует.
– Бить надо разгильдяев!
– твердо говорит Иван Быльченко.
– Верно, это Климов сочиняет, - с уважением подтверждает Георгий Бессонов.
– Мой командир - поэт? Вот это да!
– удивляется радист Костя Блинов.
– Поди, целую тетрадь исписал, - улыбается Караваев.
– Читать мне давал. Хорошие стихи. О море, о службе нашей.
Снова задорно и звонко заиграла гармоника, зазывая моряков в круг.
– Сыграй, Саша, что-нибудь задушевное, - просит Бессонов.
Пелевин растянул мехи и быстрой музыкальной скороговоркой пробежался по клавишам:
– Заказывайте!.. Что сыграть?
В кубрик вошел комиссар. Гармошка на минуту смолкла.
– Веселитесь, товарищи! Веселитесь!
Кто-то крикнул:
– «Ревела буря... давай!
И в наступившей тишине зазвучала любимая мелодия. Первым начал песню комиссар. Голос у него был мягкий, сердечный. В оперный театр, может быть, с таким голосом и не взяли бы, но для друзей он был лучше самых знаменитых баритонов. Пел Стрельник негромко, отчетливо выделяя каждое слово. Когда песня требовала особой взволнованности, он понижал голос и пел совсем тихо.
С– задушевно выводил комиссар.
Он стоял, окруженный матросами, чуть-чуть запрокинув голову, положив руку на плечо гармониста. Казалось, в эту минуту в нем поет все - и сердце, и душа, и сияющее от счастья лицо.
БЛАГОДАРЮ МОРЯКОВ ЗА ОГОНЕК!
По корабельной трансляции передали:
– Отбоя ко сну не будет. Сразу после ужина становимся под погрузку угля. К утру быть готовыми к выходу в море. Срочное боевое задание.
Эта весть с быстротой молнии разнеслась по кораблю. На боевых постах оживление. Матросы осматривают механизмы, проверяют оружие.
В каюте командира собрались офицеры корабля.
– Я поговорю с коммунистами и комсомольцами, - сказал комиссар.
– Специально собирать не буду, с каждым в отдельности потолкую.
Шестаков согласно кивнул и обратился к офицерам:
– Командиры боевых частей пусть займутся со своими подчиненными. Каждый матрос, каждый старшина должен знать, что идем на серьезное дело...
– Сделав небольшую паузу, он твердо закончил: - Куда и зачем идем - и вы и они узнаете позже. Все! Вы свободны, товарищи!
Поздно вечером корабль встал под погрузку угля. Ночь прошла в напряженном труде. Только моряки кораблей-угольщиков знают, как тяжела эта работа. Одновременно на корабль принимались боезапас, продовольствие, питьевая и котельная вода. Поработать морякам пришлось крепко. Усталые, уже за полночь, вернулись они в кубрик. Едва успели помыться и переодеться в чистую робу, как затрезвонили колокола громкого боя, залилась пронзительным свистом боцманская дудка:
– Корабль к бою и походу изготовить!..
Через час «Туман» вышел в море.
Там, где Кольский залив делает крутой поворот к выходу в океан, корабль завернул в одну из тихих бухт. У причала, под прикрытием высоких скал, стояли сторожевые корабли и катера «малые охотники». Несмотря на раннее утро, здесь царило оживление. По трапам кораблей непрерывным потоком шли люди в ватниках, обвешанные гранатами, перекрещенными на груди пулеметными лентами, с автоматами за плечами.
– Алеша, ясно куда путь держим?
– спросил у Караваева вахтенный рулевой Костя Семенов.
– Смекаешь?
– Морская пехота... Значит, полундра фрицам!
– поддержал его Караваев.
Погрузка шла быстро. Приняв на борт десантников, корабли по-одному уходили из бухты. Курс - открытое море.
...В начале июля сорок первого года фашистские войска, действовавшие на Крайнем Севере, предприняли вторую отчаянную попытку с ходу сломить сопротивление советских войск и любой ценой захватить Мурманск и главную базу Северного флота - город Полярный. С этой целью на северном побережье Финляндии и в Норвегии враг сосредоточил отборные егерские части, прошедшие школу боев в горных районах Греции и на острове Крит. Сюда были стянуты также крупные военно-морские и воздушные силы гитлеровцев. Количественный перевес был на стороне фашистов.