Подвиг ''Тумана''
Шрифт:
Родился он в Сормове в семье потомственных капитанов-волгарей. Отец Рыбакова в годы гражданской войны был командиром вооруженного парохода «Ольга», входившего в состав Волжской военной флотилии, и участвовал в боях против колчаковских банд. В двадцатых годах отцу Рыбакова довелось вместе с другими красными военными моряками прокладывать первые пути в ледовые просторы Карского и Баренцева морей. И то, что не успел сделать отец, осталось в наследство сыну.
Леонид Рыбаков был верен заветам отца. В 1936 году по комсомольской путевке молодой токарь завода
Незаметно прошли годы учебы. Влюбленный в море, Рыбаков весь отдался флотской службе. Грезил походами, мечтал о далеких плаваниях.
И вот он на мостике боевого корабля.
Слева, над самым берегом, вспыхнули белые дымки разрывов зенитных снарядов. Они хорошо видны на подсиненной парусине неба. Стрельбы не слышно. Батарея находится где-то за сопками. Ее залпы заглушает шум корабельных машин.
– Это над аэродромом, - рассуждает про себя Рыбаков, наводя бинокль в сторону порябевшего небосклона.
– Опять, наверное, разведчик.
– Усилить наблюдение!
– приказывает он вахтенному сигнальщику.
А в это время в каюте командира Шестаков и Стрельник обмениваются первыми впечатлениями о походе.
– Ну что ж, как говорят, лиха беда начало, - весело говорит комиссар.
– Да, первые мили пройдены, - оживленно вторит ему командир.
– Люди наши мне нравятся. Крепкие парни, знающие.
– Да, такие не подведут, - соглашается Стрельник и озабоченно предлагает:
– Я думаю, Лев Александрович, партийно-комсомольское собрание надо провести поскорее. Что, если послезавтра?
– Послезавтра, говоришь?
– командир задумался.
– Принимаем боезапас... Полную норму. Боюсь, не управимся. Может, завтра?
– Что ж, еще лучше. Собрание проведем минут за двадцать, по-боевому.
– Стрельник встал, но каюта была слишком мала, и он снова сел на диван.
Сквозь открытый иллюминатор донесся нарастающий гул самолетов.
– Юнкерсы!
– Шестаков первым бросился к выходу.
Когда командир и комиссар выскочили на верхнюю палубу, пулеметчики уже вели огонь по самолету, внезапно появившемуся из-за скал.
– Правее! Правее!
– кричал лейтенант Рыбаков, не отрывая глаз от бинокля.
– Еще правее!
– и он поспешил на левое крыло мостика к пулеметчикам. Но было уже поздно. Промчавшись почти над самыми мачтами, самолет скрылся за многогорбыми сопками. С «Тумана» он наблюдался всего лишь несколько секунд.
– Эх, упустили фашиста!
– сказал, обращаясь к пулеметчикам, Рыбаков.
– А как низко шел, - и он огорченно махнул рукой.
Артиллеристы «Тумана» даже не успели открыть огонь. На кормовом орудии снаряд так и остался в руках у заряжающего Тимофея Мироненко. Досылать его в ствол было уже поздно. Цель скрылась.
– Разве так подают снаряды!
– выговаривал командир кормового орудия старшина 2-й статьи Дмитрий Егунов подносчику Петру Ефанову. Его светло-серые глаза блестели холодной сталью.
– Тут, Ефанов,
– И старшина, ловко схватив из ящика снаряд, быстро подбежал к пушке.
– Заряжай!
– крикнул он и снова обратился к Ефанову: - А ты? Будто не завтракал сегодня. Медленнее черепахи двигаешься. Так воевать нельзя!
К артиллеристам подошел комиссар Стрельник.
– Правильно, Егунов, так воевать нельзя. Фашисты ждать не будут, пока мы в них стрелять соберемся. Скорость самолета вон какая. Опоздать на секунду - значит упустить врага. А он за это время по кораблю бомбами ударит.
– Уж очень мала она, эта самая секунда, товарищ комиссар, - сказал Мироненко, щурясь от яркого солнечного света.
– Никак ее и не поймаешь. Моргнул глазом - вот тебе и секунда!
Заряжающий говорил тихо, не спеша, мешая русские слова с украинскими. Стараясь, чтобы его лучше поняли, сопровождал свою речь жестикуляцией. Руки у него были подвижные, как у дирижера.
– Это верно, Мироненко, - улыбнулся комиссар.
– Давайте посчитаем, займемся немного бухгалтерией.
Матросы недоуменно переглянулись. Но старшина Егунов, видимо, догадался, о чем пойдет речь. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке.
– Какова средняя скорость современных самолетов? Ну, вот хотя бы того, что сейчас пролетел?
– начал комиссар.
– Около шестисот километров, - ответил раньше других старшина Егунов.
– Значит, шестьсот километров в час?
– повторил Стрельник.
– А если перевести в минуты?.. Ну, кто быстрее подсчитает?
– Десять километров в минуту!
– выкрикнули одновременно несколько голосов.
– А в секунду?
Наступило короткое молчание.
– Около ста семидесяти метров, - подсказал комиссар.
– А теперь посмотрим, какова ширина залива в том месте, где мы сейчас идем.
– Не больше двух километров, - робко произнес молчавший до сих пор Ефанов.
– И сколько же времени потребуется самолету для того, чтобы пролететь над заливом, обстрелять нас и сбросить бомбы? Оказывается, всего лишь около десяти секунд. Представляете себе, что это такое? Не успеешь до двадцати сосчитать - и десять секунд пролетели. Понятно?
Никто не проронил ни слова.
– Вот, товарищи, что такое для нас с вами секунда. Ну как, Мироненко?
– Вроде бы ясно теперь, что она за птичка-невеличка, эта секунда.
– Запомните это, товарищи. Мы обязаны научиться действовать так, чтобы с толком использовать каждую секунду. От этого будут зависеть наши победы в боях, - комиссар оглядел обступивших его моряков и укоризненно покачал головой: - А что получилось сейчас? На секунду опоздал наблюдатель, на две - подносчик, на три - заряжающий... А самолет за это время успел пролететь над кораблем. А как низко шел! Чуть за мачту не зацепился. Влепить бы ему как следует, чтоб другим неповадно было. А мы упустили... Так воевать нельзя, моряки!..