Подвиг ''Тумана''
Шрифт:
– Ну и каков?
– поинтересовался Сергей Хлюстов,
Молодой трюмный машинист специально остался, чтобы поговорить с товарищами о командире.
– Душа человек. Правда, строгий... Провинишься - не взыщи. Уж даст так даст - на всю катушку. Но зря не обидит. Его любили у нас.
– А родом откуда, не слыхал?
– не дав договорить Быльченко, поторопился с вопросом старшина 2-й статьи Александр Смирнов.
– Как же, знаю... Воронежский.
– Земляк мой!
– обрадованно произнес Годунов.
– До службы фабзайчонком был, потом на заводе разметчиком работал, - продолжал Быльченко.
–
– По-моему, да.
– Может, на Экскаваторном?
– допытывался Семен Годунов.
– Вот этого не могу сказать.
– Я сам спрошу его, - сказал старшина.
– Придет время, сам спрошу.
По кораблю разнеслась трель боевой тревоги. Личный состав занял свои боевые посты. На машинный телеграф начали поступать команды.
«Туман» отошел от заводского причала. Медленно набирают обороты машины. За кормой вздымается рокочущий, пенистый след винта.
Командир и комиссар стоят рядом. На мостике тишина. Никому не хочется нарушать торжественную строгость первых минут плавания.
Все дальше и дальше уходят за корму бревенчатые сваи причала, приземистые корпуса цехов судоверфи. Но Шестаков не замечает этого. Его взгляд прикован к бело-красным буям, ограждающим фарватер. Порыв холодного ветра, пробежав по глади залива, замутил ярко-зеленую воду.
– Оглянись назад, - подтолкнул Шестакова комиссар и кивком головы указал на пирс, на самом краю которого стояла молодая женщина.
Шестаков оглянулся и помахал рукой. Женщина ему ответила.
– Не эвакуировалась?
– спросил Стрельник.
– И слушать об этом не захотела, - улыбнулся Шестаков.
– На работу устроилась, в гидроотдел, - уважительно прибавил он и еще раз оглянулся на пирс.
– Моя тоже не хочет уезжать. Не слушает. Никакой, брат, дисциплины не соблюдают наши моряцкие женки, - засмеялся комиссар.
– На рейдовом посту связи поднят сигнал воздушной тревоги!
– доложил вахтенный сигнальщик.
Над заливом разнесся ноющий вой сирен и сиплые гудки стоящих в порту пароходов.
Шестаков сдвинул на затылок фуражку, поднес к глазам бинокль и направил его в небо. По светлому, еще не тронутому загаром лицу командира пробежала суровая тень. Брови сошлись над переносицей, образовав одну изогнутую черную линию.
– Летают, гады, - процедил сквозь зубы Стрельник. В его черных, живых глазах сверкнула ненависть. «Погодите, доберемся мы до вас», - думал он, вглядываясь в далекую черную точку.
– Высоко идет, - сказал, ни к кому не обращаясь, Шестаков.
– Разведчик.
На мостике снова воцарилась тишина.
Все, кто находился в это время на верхней палубе, запрокинув головы, смотрели в небо. Там, на большой высоте, вспыхивали, медленно тая, белые облачка снарядных разрывов. Это береговые батареи вели огонь по вражескому воздушному разведчику.
«Туман» вышел в Кольский залив. Эта дорога в морские дали кораблю знакома. По ней не раз приходилось ему, простившись с Мурманском, уходить на рыбный промысел в далекую Атлантику. Ведь сторожевой корабль «Туман» еще совсем недавно был мирным рыболовным траулером. Вероломное нападение фашистов на нашу страну и серьезная опасность, нависшая над Родиной, потребовали вместо приспособлений для ловли трески и пикши установить на
Да, дорога в море кораблю знакома, но цель похода теперь другая. И люди, что стоят на мостике и в машинном отделении, не те. Мастеров высоких уловов сменили военные моряки. Вместо сетей и рыбной тары на палубе ящики со снарядами и дымовые шашки. Мирный корабль-труженик стал кораблем-воином.
Экипаж «Тумана» укомплектовали за несколько дней. Время горячее - дорога каждая минута. Это хорошо понимали моряки. День и ночь шли тренировки на боевых постах. Урывками, по три-четыре часа в сутки, выкраивали время для сна. Нужно было как можно скорее и лучше изучить свои заведывания, подготовиться к работе в сложных условиях боевых походов. Люди пришли сюда с разных кораблей. Требовалось добиться слаженности расчетов и команд, четкой и дружной работы всего экипажа.
И вот - первый поход.
Красивы полярным летом берега Кольского залива. Крутые склоны, поросшие мелким ярко-зеленым кустарником и густыми зарослями черники, перемежаются с серо-стальными громадами голого камня. Островерхие сопки отчетливо выделяются на фоне синего северного неба. В тихий солнечный день сочетание этих цветов радует глаз. Суровая природа, этот взыскательный самобытный художник, не пожалела красок, чтобы создать строгие живописные картины. Сколько в них простоты и величия! Не за это ли так любят моряки-североморцы свой родной Заполярный край, который им поручено защищать.
Залив спокоен. В голубовато-бледный цвет окрашена вода. Это, видимо, небо, отражаясь в заливе, отдает ему свою голубизну. Лучи солнца, падающие под косым углом на зеркальную поверхность воды, заливают все вокруг ослепительно ярким светом.
Мерно отстукивая такты, ритмично работают машины. С легким шумом разбегаются от винта буруны волн. Разрезая острым форштевнем застывшую водяную гладь, корабль выходит на широкий плес залива.
– Сигнальный пост запрашивает позывные!
– слышится доклад вахтенного сигнальщика Сергея Жиленко. Он то и дело поправляет каску, низко сползающую на лоб. Широкое, скуластое лицо матроса кажется совсем круглым. «После вахты обязательно заменю», - сердито думает Жиленко и снова, в который уж раз, поднимает козырек каски.
– Поднять позывные!
– тихим голосом приказывает лейтенант Леонид Александрович Рыбаков, старший помощник командира корабля.
Молодому офицеру досталась первая вахта. Первая на корабле и первая в его лейтенантской жизни. Леонид Рыбаков недавно из училища. Он только что прибыл на Север. Окончив учебу с отличием, Рыбаков имел право выбрать для прохождения службы любой флот, но решил начать свой морской путь на самом молодом - на Северном.
– Так завещал мне отец, - заявил училищной комиссии Леонид Рыбаков.