Поединок. Выпуск 16
Шрифт:
И решил тогда наш геолог пешочком выбираться на Большую землю! Сын-то у мамочки единственный, как не пойдешь! В пути повстречал местных охотников, рассказал про свою беду. Те помогли, показали прямик, что на лесовывозку выходит.
Такая уж история приключилась, брат лихой, помогай, чем сможешь!
Байка эта, конечно, примитивная, слезливая, но с верным прицелом. Народ у нас добрый, доверчивый — документы проверять никому и в голову не придет! Раз такая беда приключилась — и накормят, и обогреют, и спать положат, и подвезут куда
Если рассказ «геолога» Рыбакова примерно такого содержания, то за жизнь сторожа можно не опасаться. Бандиту нет никакого смысла его убирать.
Зачем преступнику лишний шум, если он уже совсем в другой области находится? Он же догадывается, что милиция здесь его активно не ищет… Нет, «следить» Рыбакову нет никакого смысла!
Ну, а дальнейший план бандита в принципе ясен — переночует в вагончике, с первым рейсом лесовоза доберется до поселка. Там сядет на какой-нибудь катер — и поплыл себе до ближайшей железнодорожной станции. Продаст пятизарядку (за полцены возьмут и без документов), так что денег хватит, хоть до самого Черного моря кати…
Нет уж, дудки! Не дам я тебе по стране раскатывать! Погастролировал, пора и ответ держать!.. Но как же все-таки его брать?
Ночевать Рыбаков, конечно же, будет в вагончике — ночь холодная. Но мне лезть в вагончик слишком рискованно. Как осторожно ни заходи, все может случиться — дверь скрипнет, ногой за что-нибудь зацеплюсь в темноте… Да мало ли еще что? Тогда пиши пропало — ружье-то у него под рукой! К тому же в вагончике и мне оружие применять нельзя — пуля может отрикошетить, сторожа зацепить.
Стало быть, вариант с вагончиком отпадает. Придется мне тебя, гражданин Рыбаков, на открытом месте брать! Так сказать, в чистом поле, чтобы не смог ты своя каратистские штучки применить! И задерживать тебя я буду утром, когда по нужде выйдешь. Конечно, не особенно благородно с моей стороны, но ведь и от тебя благородства ждать не приходится… Так что пей пока чай, пей побольше!
«Решено, — подвел итог своим рассуждениям Волков. — Брать буду утром. Спросонья у него реакция не та будет, а это для меня важно».
Прошло несколько минут.
Волков увидел, что сторож встал. За ним, держа в руках ружье, поднялся и Рыбаков.
Они прошли в вагончик, и вскоре в его оконце затеплился неровный, пляшущий огонек свечи.
«Укладываются…» — с невольной завистью бесприютного человека подумал Олег. Он представил себе, как бы это было здорово — скинуть заледенелую резину сапог, отсыревшие портянки и нырнуть с головой под какой-нибудь тулуп или одеяло! На худой конец, сошел бы и брезентовый плащ…
Но о таком блаженстве сейчас приходилось только мечтать!
«Ну да ничего! Вот возьму Рыбакова, сдам в милицию и отосплюсь по-королевски… — пообещал себе он. — Будет и на нашей улице праздник!»
Вскоре огонек свечи в вагончике погас. Хлопнула дверь, и к костру возвратился сторож. Он потоптался немного, издали оглядывая машины, и, решив, видимо, что бдительность ему демонстрировать не перед кем, вернулся в вагончик. До слуха Олега донесся характерный лязг задвигаемой щеколды.
«Да, милок, не ведаешь, ты, однако, с каким „деятелем“ придется тебе ночь коротать!.. — усмехнулся Волков, думая о стороже. — А как узнаешь, поди, до конца жизни будешь байки рассказывать: „Как это я только того мужика завидел, робя, сердце-то так и захолонуло!.. Не-е, думаю, не тот человек, за которого себя выдаешь! Я, робя, воробей-то стреляный, меня на мякине не проведешь. Враз раскусил, что он за птица!..“».
Олег посмотрел на небо. Облака исчезли, вызвездило. Ночь, по всем приметам, обещала быть холодной.
«Как-то там Кандычев? Замерзает поди… — вспомнил он о раненом товарище. — Только бы у него сил хватило дрова в костер подбрасывать!.. Только бы еще эту ночь продержался!.. А может, все-таки прочитал кто-нибудь нашу записку на лодке? Может быть, уже доставили Петра в поселок? Эх, если бы так! Если бы!..»
Его мучило вынужденное бездействие и чувство вины перед лейтенантом. Ведь если с Петром случится плохое…
«Не раскисай! — приказал себе Волков, отгоняя прочь тревожные мысли. — В любом случае будет вертолет и Кандычева спасут. Командир-то знает, что мы пошли по следам… Добьется Богатое вылета, обязательно добьется! А если какая неувязка и выйдет, из поселка свяжусь со штабом, возьму с собой кого-нибудь из охотников и сам вернусь за Петром… Так… Пора бы и пробежаться, замерз, как цуцик! Если морозец еще маленько прижмет, к утру и „мама“ не выговорю!..»
Он потихоньку поднялся и, пятясь задом, отступил в тайгу.
После пробежки и приседаний Волков согрелся и даже слегка вспотел. Но пот был какой-то липкий и холодный, а сердце бухало так, что, казалось, еще немного — и выпрыгнет из груди…
«Все-таки что-то неладно со мной, — подумал он. — Видать, ранение сказывается. А антибиотиков осталось только две таблетки… Надо что-то придумать, сберечь силенки до утра. Залезу, пожалуй, в кабину, все потеплее будет!» — решил он.
Олег сделал крюк по тайге, пересек полотно дороги и, крадучись, приблизился к стоянке МАЗов.
В машине оказалось ничуть не теплее, чем на улице. Но, тем не менее, его там ждал сюрприз, от которого он пришел в восторг.
На сиденье кабины валялась телогрейка. Мысленно благодаря неизвестного ему водителя, Волков надел это пропахшее соляркой великолепие и почувствовал себя вполне уютно.
Немного согревшись, позволил себе еще одно удовольствие — скинул сапоги и намотал портянки сухими концами на одеревеневшие от холода стопы. Стало значительно теплее.
Любопытства ради Олег открыл «бардачок» и обнаружил там массу полезных для себя вещей: завернутый в бумагу кусок сала, небольшой сухарь, луковицу, полпачки чая и граненый стакан, пропахший не то тормозной жидкостью, не то какой-то особо свирепой сивухой.