Поединок. Выпуск 16
Шрифт:
— А ты что, не успел с ним познакомиться, начальник? Ржавый — это корешок мой, ноне покойничек. Этот-то уж точно на моей совести, господи, прости мою душу грешную!.. В упор бил!
— В спину, — уточнил Олег.
— Ээ-э, начальник, да разве у меня было время его к себе мордой поворачивать?! А и повернулся бы — все одно замочил бы гада!
— Что ж так? Насколько я понял — за проводника он у тебя был. Без него, ручаюсь, ты бы так далеко от нас не ушел!
— То моя кухня, мои дела… — уклонился от ответа бандит. — Значит, было за что,
— Товарищ Волков, айдате завтракать! Тушенку разогрел, а чаек уже вот-вот на подходе! — позвал Олега сторож.
От раскалившейся докрасна «буржуйки» в вагончике стало жарко. Пахло дымом, сухим деревом и немного соляркой.
Но все эти запахи перешибал аромат разогревающейся тушенки. Она сердито шкворчала и постреливала жиром на большой сковороде, посередине стола, сбитого из неструганых досок. Рядом со сковородой высилась начатая краюха ржаного хлеба домашней выпечки, красовались две большие луковицы и четыре яйца.
Этот натюрморт дополняли солонка из березовой коры и самодельный нож, с рукояткой, обмотанной алюминиевой проволокой.
— Тарелка или миска есть? — спросил Волков.
— Как не быть? Этого добра навалом. Бери, они там, в шкапчике.
Достав миску из «шкапчика», Олег отложил в нее тушенки, отрезал от краюхи толстый кусок хлеба и поставил еду перед Рыбаковым:
— Ешь.
Бандит взял миску, долго разглядывал ее содержимое, будто там было что-то необычное, потом перевел взгляд на Волкова и, улыбаясь, демонстративно швырнул миску на пол.
Олег поднял посудину и снова поставил ее на тумбочку.
— Что, почувствовал себя в безопасности? Решил поиздеваться? — холодея от ярости, тихо спросил он. — еще одна такая «штучка» — и я поступлю с тобой так, как сочту нужным!
— Застрелишь, что ли? — прищурился Рыбаков. — прав таких не имеешь!
— Там посмотрим, имею или нет. Ешь!
Бандит посмотрел ему в глаза, обдумывая, что именно может предпринять Волков в этой ситуации, и вдруг как-то сник, съежился.
— Ладно, начальник, извини. Нервы… — произнес он примирительно и, как показалось Олегу, несколько заискивающе. — Умыться бы мне… Намылиться то я намылился, да вот бриться, как говорится, не пришлось… Всю шкуру на лице стянуло.
Волков молча сдернул с гвоздя полотенце, смочил его кипятком из чайника и подал Рыбакову. Немного понаблюдал, как тот отпаривает засохшую на бороде мыльную пену, и сел за стол так, чтобы преступник был в поле его зрения.
— Ну что? Начнем заправляться? — спросил Олег у Певнева. — Угощай незваного гостя, хозяин!
— Дак че угощать-то? Все на столе, все на виду. Знай ешь, да не величайся! — улыбнулся в ответ тот.
Позже, когда пили густой, дегтярного цвета чай, Волков спросил у Певнева:
— А что, Федя, не скучно в сторожах-то?
— Дак вы че, решили, че я здесь постоянно? — даже обиделся тот. — У меня права поди есть, пять лет баранку кручу. Просто счас мой «мазон» на ремонте, вот я и поддежуриваю…
— Если так, то извиняюсь! В армии-то где служил?
— Не довелося мне, — помрачнел Федор. — После школы ДОСААФ я уже и повестку получил, на службу собираться наладил, да маменьку на лесоповале лесиной шибко помяло… И по сей день лежит, а я у ей один. Потому и не взяли.
— Да, брат, невеселые дела… — посочувствовал Волков. — Ну, спасибо тебе, Федор, за хлеб-соль! Послушай, а тетрадочки у тебя не найдется? Надо акт задержания составить.
Певнев достал из «шкапчика» ученическую тетрадь в обложке, испачканной автолом.
— Пойдет, че ли? — спросил он. — Грязна уж больно…
— Пойдет, пойдет! Спасибо, брат, выручил! Над актами Олег корпел минуть двадцать — их надо было составлять в трех экземплярах, а копировальной бумаги не было.
Осилив, наконец, эту работу, он пододвинул акты к Певневу и попросил:
— Ознакомься, Федор, и распишись в качестве понятого.
— В качестве кого? — переспросил сторож. — Это что же выходит? В свидетели я попал, что ли?
— Выходит, так… — улыбнулся Олег. Он уже на первый раз сталкивался с этим распространенным среди таежников паническим страхом перед словом — «свидетель». На медведя с одним ножом ходят, а вот в свидетели…
Признаки такой же «болезни» были налицо и у Федора.
— Ну чего ты оробел? Что тут страшного? — спросил у него Волков. — Все просто — читай акт, сверяйся с вещественными доказательствами, они все перед тобой: карабин, патроны, консервы, продукты разные… Это же все из магазина украдено, положено описать и засвидетельствовать. Если какое сомнение в количестве возникает — пересчитай. Одежда какая на преступнике — сам видишь.
— Не-е, не могу я этого подписать! — осторожно, но решительно отодвинул от себя бумаги Певнев.
— Это почему? — удивился Олег.
— Права такого не имею. Выпивал я, понимаш, с ним вчера… Краденым, выходит, угощался! Вообще, понимаш, обмишулился я! В дружки-приятели к бандюге попал..
— А ты как думал? — усмехаясь, перебил его Рыбаков. — Пил, жрал со мной, а начальник — мужик дотошный, все подсчитал! Теперь с тебя, голубь, все через суд вывернут! Так-то.
— Не паясничайте, Рыбаков! — оборвал его Олег. — Прекратите!
— Молчу, начальник, молчу-у-у! — дурачась, поднял руки над головой тот.
— Ишь ты! Пулю схлопотал, а не унимается!.. — с любопытством посмотрел на Рыбакова сторож. — Товарищ Волков, а можно узнать, че он такого натворил?
— Что натворил? Да, считай, весь уголовный кодекс собрал. А вчера утром участкового тяжело ранил и сообщника своего убил.
С тобой вот только не повезло — промахнулся! — усмехаясь, произнес Рыбаков. — О чем искренне сожалею…
— Да че он, сдурел? Зверь, понимаш, такого не сделат — переводя взгляд то на Рыбакова, то на Волкова, словно пытаясь понять, кто же из них говорит правду, а кто шутит такими страшными вещами, недоумевал Певнев. — Может, он по пьянке, понимаш? А?