Поэты 1880–1890-х годов

Мережковский Дмитрий Сергеевич

2

В невольном, сладком сне забылся Алексей… И вот его опять терзает речь Толстого: «Вернись, вернись со мной! Среди чужих людей Позоришь ты царя, отца тебе родного; Но кара, верь, тебя с наложницей твоей Найдет и здесь. Вернись — и с лаской встретит снова Он сына блудного. Простит тебе… и ей! В письме державное на то имеешь слово». И пред царевичем знакомый призрак встал, Как воплощенный гнев, как мщение живое… Угрозой тайною пророчило былое: «Не может он простить! Не для того он звал! Нещадный, точно смерть, и грозный, как стихия, Он не отец! Он — царь! Он —

новая Россия!»

3

Но сердце жгли глаза великого виденья; Из гордых уст не скорбь родительской мольбы, Казалося, лилась, — гремели в них веленья, Как роковой призыв архангельской трубы. А он, беспомощный, привычный раб судьбы, В те быстрые, последние мгновенья Он не сумел хотеть — и до конца борьбы Бессильно пал, ища минутного забвенья. «Спаси, о господи! помилуй мя, творец!» — Взмолился Алексей, страдальчески вздыхая. Потом проговорил: «Я покорюсь, отец!» И на письмо царя скатилася, сверкая, Горючая слеза… Какой улыбкой злой, Улыбкой палача, торжествовал Толстой! <1891>

423. СЕРЫЙ СОНЕТ

Вчера с вечернею зарей, С последней, красной вспышкой света, В зловещих тучах над землей Печально умирало лето, И осень с бледною луной Взошла — и пел ей до рассвета, Всю ночь, в листве еще густой Изменник-ветер песнь привета. Сегодня в небе нет лучей, И дождь, дождь льется безнадежно, Как слезы скорбных матерей! И в этой тихой мгле безбрежной, Смотри, к краям весны мятежной Летит станица журавлей! <1893>

424. САТАНА

Однажды пролетел по аду вихорь света,— И ожил вечный мрак, ликуя, как слепец, Прозревший чудом вдруг нежданный блеск рассвета, И стону вечному мгновенный был конец. С улыбкой кроткою небесного привета Пред Сатаной стоял божественный гонец И рек: «Несчастный брат, тяжелого запрета Снимает иго днесь вселюбящий отец. Смирись! К ногам его, к престолу всепрощенья, С раскаяньем твоим, как с даром, полечу, И ад не будет ввек, не будет ввек мученья!» Ответил Сатана со смехом: «Не хочу!» И весь погибший люд, все жертвы искушенья Владыке вторили со смехом: «Не хочу!» <1893>

425. МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ

Я — Мать Сыра Земля! Я — гроб и колыбель! Поют мне песнь любви все голоса творенья — Гроза, и соловей, и море, и метель, Сливаясь в вечный хор, во славу возрожденья,— Живит меня Перун, меня ласкает Лель; Из недр моих к лучам и к радости цветенья Стремится тонкий злак и царственная ель, И мне, о человек, неведомы мученья. Неутомимая, всех любящая мать, Могла б я всем равно в довольстве счастье дать… И зло не я, не я, благая, породила! Незыблемый покой усталому суля, Для бодрого всегда надежда я и сила! Я — гроб и колыбель! Я — Мать Сыра Земля! <1894>

426. К…

Не верь, не верь толпе! Не умер Аполлон. Да! Старый мир погиб, и затопляет Лета Руины славные, где зову нет ответа; Пустынною скалой чернеет Геликон… Но в их святой пыли наш новый мир рожден! Ужели божеством спасительного света В чудесном зареве грядущего рассвета На радость новых лет не пробудится он? Жизнь бьет ключом теперь, но, робкие невежды, Не видим мы еще поэзии надежды В эпической борьбе природы и труда. Явись, о вещий бог! Не зная сожалений, Не веря смутным снам и грезам без стыда, Ты новый гимн найдешь для новых упоений! <1895>

427. АНДРЕЙ ШЕНЬЕ

О, если бы во дни, когда был молод мир, Родился ты, Шенье, в стране богов рассвета, От Пинда синего до синего Тайгета Была бы жизнь твоя — прелестный долгий пир! При рокоте кифар и семиструнных лир Венчали б юноши великого поэта, И граждане тебе, любимцу Музагета, В родимом городе воздвигли бы кумир. Но парки для тебя судьбу иную пряли! И ты пронесся в ночь кровавых вакханалий По небу севера падучею звездой!.. Как греческий рапсод, ты страстно пел свободу, Любовь и красоту бездушному народу И умер перед ним, как греческий герой. <1895>

428. ЧЕХАРДА

Царю тринадцать лет. Он бледен, худ и слаб. Боится пушек, гроз, коней и домового, Но блещет взор, когда у сокола ручного Забьется горлица в когтях зардевших лап. Он любит, чтоб молил правитель-князь, как раб, Когда для подписи уж грамота готова; И часто смотрит он, не пророняя слова, Как конюхи секут сенных девиц и баб. Однажды ехал он, весной, на богомолье В рыдване золотом — и по пути, на всполье, Заметил мальчиков, игравших в чехарду… И, видя в первый раз, как смерды забавлялись, Дивился мальчик-царь: и он играл в саду С детьми боярскими, но те не так смеялись. <1895>

429. «Родился я, мой друг, на родине сонета…»

Родился я, мой друг, на родине сонета, А не в отечестве таинственных былин, — И серебристый звон веселых мандолин Мне пел про радости, не про печали света На первый зов мечты я томно ждал ответа Не в серой тишине задумчивых равнин,— Средь зимних роз, у ног классических руин, Мне светлоокий бог открыл восторг поэта! Потом… не знаю сам, как стало уж своим Всё то, что с детских лет я почитал чужим… Не спрашивай, мой друг! Кто сердце разгадает? В моей душе крепка давнишняя любовь, Как лавры той страны, она не увядает, Но… прадедов во мне заговорила кровь. <1895>

РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

430. СУЛАМИТА

(Подражание «Песне песней»)

Я — роза Сарона, я — ландыш долин! От башен Сидонских до Чермных пучин, От Нила до рек Ниневии далекой Нет краше меня между женщин Востока. Сыны моей матери, злобно кляня, Стеречь виноградник послали меня; Но солнце с небес любовалося мною И знойной меня одарило красою. Спустилась я горной тропой в вертоград Смотреть, как цветет молодой виноград, Как зыблются травы большими волнами, Как статный гранат увенчался цветами, — Но там не нашла я весенних цветов… Нашла я тогда в вертограде любовь!.. Мой милый — как царь среди царского стана, И риз его запах — что запах Ливана! Он властно обвил меня правой рукой; Другая рука — под моей головой… Мне дайте вина! Я от счастья страдаю!.. Мне дайте вина… От любви умираю!.. <1887>