Поэты 1880–1890-х годов

Мережковский Дмитрий Сергеевич

397. «Повеяло черемухой…»

Повеяло черемухой, Проснулся соловей, Уж песнью заливается Он в зелени ветвей. Учи меня, соловушко, Искусству твоему! Пусть песнь твою волшебную Прочувствую, пойму. Пусть раздается песнь моя Могуча и сильна, Пусть людям в душу просится, Пусть их живит она; И пусть всё им становится Дороже и милей, Как первая черемуха, Как первый соловей! 20 июня 1884 Красное Село

398. «Растворил я окно, — стало грустно невмочь…»

Растворил я окно, — стало грустно невмочь,— Опустился пред ним на колени, И в лицо мне пахнула весенняя ночь Благовонным дыханьем сирени. А вдали где-то чудно так пел соловей,— Я внимал ему с грустью глубокой И с тоскою о родине вспомнил своей, Об отчизне я вспомнил далекой, Где родной соловей песнь родную поет И, не зная земных огорчений, Заливается целую ночь напролет Над душистою веткой сирени. 13 мая 1885

399. ПИСЬМО ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ

Гой, измайловцы лихие, Скоро ль вас увижу я? Стосковалась по России И по вас душа моя. Надоело за границей Киснуть по чужим краям; Обернуться бы мне птицей Да лететь скорее к вам! Но на родину покуда Не пускают доктора: Всё проклятая простуда!.. Скоро в лагерь вам пора: Выступит, блестя штыками, Полк наш в Красное Село; Офицеры со шнурами, В скатках [121] , шашки наголо, Люди в стареньких мундирах, В ранце каждый молодец,— И на лагерных квартирах Разместитесь наконец. И приеду я… Забьется Сердце радостней, быстрей; Живо рота соберется, Поздороваюсь я с ней; Грянет; «Здравия желаем!» На приветствие в ответ, И опять мы загуляем По примеру прежних лет. Я фельдфебеля рассказы Стану слушать по утрам Про солдатские проказы По соседним кабакам, Про артельную лошадку, Про количество больных, Про гимнастику, прикладку И успехи молодых. Будет, как в былые годы, Мой артельщик приходить На текущие расходы Денег у меня просить. Писарь с денежною книжкой, С кипой рапортов, бумаг И со счетами под мышкой Прибежит ко мне в барак. Ротные пойдут ученья, Захождения плечом, Будем строить отделенья Мы и шагом, и бегом; Рано будет начинаться Ежедневная стрельба И над полем раздаваться Бесконечная пальба. Пули будем мы лениво, Лежа на траве, считать, Сласти, ягоды и сливы У разносчика скупать. Станет рядовым патроны Каптенармус выдавать, И во взводные колонны Я построю вас опять. Снова, помоляся богу, За линейку мы пойдем И знакомою дорогой На участок [122] побредем. «Тверже ногу!» — «Где равненье!» — «На весь след!» — «На нас глядят!» — «Не сбиваться в отделенье!» — «Смирно!» — «Подтяни приклад!» Мы резерва не забудем, В цепь два взвода отошлем И сражаться лихо будем С «обозначенным» врагом. Зазвучат команды хором, И свистков раздастся свист, А за мною с жалонёром Барабанщик и горнист. Мы в штыки ударим смело, Грянет дружное «ура», — Глядь, а солнышко уж село, И домой идти пора. После долгого гулянья Ждет нас скромная еда: В офицерское собранье Повалили господа… Субалтерны нам в буфете Подают благой пример, И играет на корнете Жалонёрный офицер. ……………………… Офицеры посмелее Водят в качестве друзей По березовой аллее Генеральрких дочерей. И, усталые порядком, Только позднею порой По баракам и палаткам Разбредутся на покой. Утром, лишь заря займется, Горн побудку протрубит, Мигом лагерь встрепенется, Снова жизнью закипит: Жизнью бойкою, привольной, Жизнью дельной, трудовой И веселой, и раздольной Жизнью силы молодой. Те же лица дорогие, Те ж товарищи, друзья, Сослуживцы удалые, Та ж единая семья. Та же дружная работа, Труд и честный, и лихой, Та же доблестная рота, Батальон и полк родной. Гой ты матушка Россия, Гой ты родина моя! Гой, измайловцы лихие, Скоро ль вас увижу я? 19 мая 1885 Альтенбург

121

Скатанное пальто, надеваемое через плечо.

122

Участками называются места в окрестностях Красного Села, отведенные войскам для производства учений и маневров.

400. «Распустилась черемуха в нашем саду…»

Распустилась черемуха в нашем саду, На сирени цветы благовонные; Задремали деревья… Листы, как в бреду, С ветром шепчутся, словно влюбленные. А отливы заката, алея, горя, Синеву уж румянят небесную: На весну наглядеться не может заря, Жаль покинуть ей землю чудесную. Напоенный душистым дыханьем берез, Воздух в юную грудь так и просится, — И волшебных, чарующих полная грез Далеко моя песня разносится! 21 мая 1885 Альтенбург

401. «Вчера мы ландышей нарвали…»

Вчера мы ландышей нарвали, Их много на поле цвело; Лучи заката догорали, И было так тепло, тепло! Обыкновенная картина: Кой-где березовый лесок, Необозримая равнина, Болото, глина и песок. Пускай всё это и уныло, И некрасиво, и бедно, Пусть хорошо всё это было Знакомо нам давным-давно,— Налюбоваться не могли мы На эти ровные поля… О, север, север мой родимый, О, север, родина моя! 16 июня 1885

402. УМЕР

Умер, бедняга! В больнице военной Долго родимый лежал; Эту солдатскую жизнь постепенно Тяжкий недуг доконал… Рано его от семьи оторвали,— Горько заплакала мать. Всю глубину материнской печали Трудно пером описать! С невыразимой тоскою во взоре Мужа жена обняла; Полную чашу великого горя Рано она испила. И протянул к нему с плачем ручонки Мальчик-малютка грудной… …Из виду скрылись родные избенки, Край он покинул родной. В гвардию был он назначен, в пехоту, В полк наш по долгом пути; Сдали его в государеву роту Царскую службу нести. С виду пригожий он был новобранец, Стройный и рослый такой, Кровь с молоком, во всю щеку румянец, Бойкий, смышленый, живой; С еле заметным пушком над губами, С честным открытым лицом, Волосом рус, с голубыми глазами, Ну, молодец молодцом. Был у ефрейтора он на поруке, К участи новой привык, Приноровился к военной науке, Сметливый был ученик. Старым его уж считали солдатом, Стал он любимцем полка; В этом измайловце щеголеватом Кто бы узнал мужика! Он безупречно во всяком наряде Службу свою отбывал, А по стрельбе скоро в первом разряде Ротный его записал. Мы бы в учебной команде зимою Стали его обучать, И, подготовленный, он бы весною В роту вернулся опять; Славным со временем был бы он взводным… Но не сбылись те мечты! …Кончились лагери; ветром холодным Желтые сдуло листы, Серый спустился туман на столицу, Льются дожди без конца… В осень ненастную сдали в больницу Нашего мы молодца. Таял он, словно свеча, понемногу В нашем суровом краю; Кротко, безропотно господу богу Отдал он душу свою. Умер вдали от родного селенья, Умер в разлуке с семьей, Без материнского благословенья Этот солдат молодой. Ласковой, нежной рукою закрыты Не были эти глаза, И ни одна о той жизни прожитой Не пролилася слеза! Полк о кончине его известили, — Хлопоты с мертвым пошли: В старый одели мундир, положили В гроб и в часовню снесли. К выносу тела к военной больнице Взвод был от нас наряжен… По небу тучи неслись вереницей В утро его похорон; Выла и плакала снежная вьюга С жалобным воплем таким, Плача об участи нашего друга, Словно рыдая над ним! Вынесли гроб, привязали на дроги, И по худой мостовой Старая кляча знакомой дорогой Их потащила рысцой. Сзади и мы побрели за ворота, Чтоб до угла хоть дойти: Взводу до первого лишь поворота Надо за гробом идти. Дрогам вослед мы глядели, глядели Долго с печалью немой… Перекрестилися, шапки надели И воротились домой… Люди чужие солдата зароют В мерзлой земле глубоко, Там за заставой, где ветры лишь воют, Где-то в глуши далеко, Спи же, товарищ ты наш, одиноко! Спи же, покойся себе В этой могилке сырой и глубокой! Вечная память тебе! 22 августа 1885 Мыза Смерди

403. «Мне снилось, что солнце всходило…»

Мне снилось, что солнце всходило, Что птицы очнулись от сна И стаей неслись легкокрылой Поведать природе унылой, Что скоро вернется весна! Забыты снега и морозы, Уж льды расторгает поток; И вот — оживают березы, Повеяло запахом розы, И теплый пахнул ветерок… То сном мимолетным лишь было, Обманчивым призраком грез: Нет, солнце еще не всходило, И в мире царили уныло И льды, и снега, и мороз! И прежнего боле тоскуя, Душа нетерпенья полна, Я жду твоего поцелуя, Дождаться тебя не могу я, Весна, молодая весна! 16 декабря 1885 Мраморный дворец

404. «Гаснет день. Я сижу под палаткою…»

Гаснет день. Я сижу под палаткою И гляжу, как гряды облаков Мчатся тенью прозрачной и шаткою Над зеленым простором лугов. Приутихли беседы веселые; Вечер… Все разбрелись на покой; Только поступью ровной, тяжелою Ходит взад и вперед часовой. И легко, и привольно так дышится После долгого, знойного дня; Где-то песня солдатская слышится… И сижу я один без огня… Тихо полог палатки колышется, Сладкий сон обвевает меня… 14 июля 1886 Красное Село

405. «Садик запущенный, садик заглохший…»

Садик запущенный, садик заглохший; Старенький, серенький дом; Дворик заросший, прудок пересохший; Ветхие службы кругом. Несколько шатких ступеней крылечка, Стекла цветные в дверях; Лавки вдоль стен, изразцовая печка В низеньких, темных сенях; В комнате стулья с обивкой сафьянной, Образ с лампадкой в углу, Книги на полках, камин, фортепьяно, Мягкий ковер на полу… В комнате этой и зиму, и лето Столько цветов на окне… Как мне знакомо и мило всё это, Как это дорого мне! Юные грезы! Счастливые встречи В поле и в мраке лесном… Под вечер долгие, тихие речи Рядом, за чайным столом… Годы минувшие, лучшие годы, Чуждые смут и тревог! Ясные дни тишины и свободы! Мирный, родной уголок! Ныне ж одно только на сердце бремя Незаменимых потерь… Где это доброе старое время? Где это счастье теперь? 13 сентября 1886 Павловск

406. «Пронеслись мимолетные грезы!..»

Пронеслись мимолетные грезы! Беззаботные минули дни! Словно осенью листья березы, Незаметно умчались они. Всё, что горького в прошлом прожито Наболевшей душою моей, Хоть на миг было мной позабыто Среди этих безоблачных дней… Но конец пышноцветному лету, Уж грозит нам седая зима, И на смену и зною, и свету Наступают и стужа, и тьма. Принимайся ж опять за работу И за подвиг берись трудовой: Будь готов и печаль, и заботу Снова встретить отважной душой. 2 октября 1886 Павловск