Поезд для Анны Карениной
Шрифт:
– Я не понимаю ваших вопросов. У вас что, образованные мужчины – редкость? Вы не можете представить, что я занимаюсь профессионально стихами? Хотите, я угадаю, кто вы?
– Зачем, про меня все всё знают. Я – акушер. Женат, пью, имею молоденькую любовницу, троих детей, язву и собаку редкой породы. Плевал я на стихи, как и большинство в этом доме. Но финансовые вопросы можно решить только здесь. – Странный собеседник вздохнул и поднес к губам указательный палец, призывая Диму молчать. – Налоговая полиция или портовики? – спросил он шепотом. – Нас все время проверяют, проверяют... Кстати, насчет таланта и грибов. Грибы можно вырастить зимой. В теплом и влажном подвале.
– Да вы философ! – улыбнулся Дима.
– Пошли выпьем. Все равно, пока хозяйка не пожалует, никто тебе никаких талантов не покажет. – Мужчина встал и тянул Диму за рукав.
– Я не пью. – Дима извинительно пожал плечами.
– В смысле, на службе? – не унимался его странный собеседник.
– Му-у-ушик, – огромная женщина в мехах и драгоценностях взъерошила на лысоватой голове мужчины остатки специально зачесанных волос, – ты напился и треплешь языком. Я тебя накажу, Му-шик. – Она погрозила пальцем в закинутое, чтобы ее рассмотреть, бессмысленное лицо. – А вам, молодой человек, я сейчас почитаю стихи.
Вставший при ее приближении, Дима учтиво поклонился и дождался, пока женщина сядет.
Она манерно отставила пальцы с потухшей сигаретой, расширила глаза, уставясь в огромную сверкающую люстру.
– Ну, скажем так: «Бессмысленность моей любви тебя так сильно возбуждает, Без памяти все соловьи защелкивают эту ночь... Луны расплавленной прилив накатывает, отступает...»
– Натрахавшись с тобой в кустах, я убегаю прочь, – закончил Мушик, глядя перед собой совершенно бесстрастно.
– Ты невыносим, – вздохнула женщина. – Это банально – ночь – прочь...
– Давай ночь – скотч! – Мужчина оживился.
– Пожалуйста... – Женщина подняла огромные навыкате глаза к люстре, вздохнула, все еще держа в пальцах забытую сигарету. – «Бессмысленного утра скотч заклеил гнусные картинки, что рисовала шлюха-ночь».
– Прекрасная импровизация, – похвалил Дима.
– Теперь – вы, – предложила женщина, разглядывая играющий огнями камень у себя в перстне.
– Ну что вы, если бы я писал стихи или умел их вот так предлагать с ходу, я бы никогда не стал издателем. – Дима чувствовал себя очень неуютно.
– А говорят, что редакторы – это несостоявшиеся писатели. Можно было бы предположить, что вы – несостоявшийся поэт.
– Все несостоявшиеся поэты – алкоголики и наркоманы, – зевнул Мушик, – пойдем, моя любовь, пойдем в бессмысленную эту залу. – Он встал и театральным жестом предложил женщине ярко освещенное пространство. – И высосем друг дружке кровь, мы всё уже давно сказали... Слушай, – помогая встать, Мушик сильно дернул свою жену на себя, – у тебя сегодня ключевое слово – «бессмысленный»! Это симптом.
– Какой великолепный самец! – услышал вдруг Дима рядом с собой. Он вздрогнул, вскочил, и не пришлось даже изображать испуг или оторопь. Перед ним стояла женщина, которую он сегодня разглядывал по телевизору. Дима не заметил, как она подошла, атакованный странной поэтической парой. – Вы только посмотрите! – повысила женщина голос, показывая на него. – Вот это экземпляр! – Она провела рукой в воздухе сверху вниз, словно предлагая статую на продажу.
Женщина была маленького роста, щеки ее полыхали, как после прогулки на холодном воздухе. Красивым движением плеч она сбросила не глядя накидку из белого песца. Накидку подхватил стоящий сзади очень молоденький паренек, скомкал ее и прижал к лицу. Дима медленно осмотрел ладную фигурку, отлично выдержанные пропорции, открытые плечи, нежную матовую кожу, маленький яркий рот и особенно внимательно – ее лицо, сужающееся к острому подбородку треугольником. Он ни разу не зацепил своими глазами ее черные зрачки.
– Да он с норовом! – воскликнула женщина. – Нет, вы видели, как он смотрит! Садитесь же, будем знакомиться. Ирина Акимовна. – Диме протянули надушенную руку.
– Дмитрий Сергеевич, – пробормотал он, бегая глазами и быстро перебирая тонкие пальцы.
– Замучили вас наши таланты? – спросила женщина, придвинулась к нему и чуть дернула в усмешке рот, двигая ноздрями, словно почувствовав возбуждающий запах.
– Эта пара очень хороша, – показал Дима куда-то рукой не глядя, досчитал до шести и посмотрел открыто и чуть насмешливо в ее глаза.
Ему показалось, что все замолчали на секунду и словно застыли фигурами. В глазах маленькой женщины мелькнул испуг, но она быстро справилась с собой и спросила почти с угрозой:
– А что это ты так на меня смотришь? Дмитрий Сергеевич...
– Как? – совершенно спокойно поинтересовался Дима и отпустил напрягшиеся пальцы.
Женщина не ответила, встала легко и захлопала в ладоши, приглашая ее выслушать.
– Поздравляю всех, кто принимал участие. – Она подняла вверх тонкую белую книжку. – Вышел наш долгожданный сборник стихов.
Раздались кое-где аплодисменты, Ирину Акимовну увел, приобняв за плечи, могучий мужчина. Он что-то говорил ей в ухо и даже позволил себе ласковым движением отвести красиво сработанный локон в сторону. Дима смотрел на них, пока не заметил, что Ирина Акимовна быстро и внимательно глянула на него из-за плеча. Тут он поскучнел, нашел на одном из столов «долгожданный» сборник и стал перелистывать его.
Итак, они говорят о нем. Почему? Тираж – тысяча экземпляров. Что он сделал не так? «В той перспективе бытия ты был не ты, и я – не я». За кого его принял пьяный акушер? «Время медленной улиткой по щеке моей ползет». У Димы вдруг заболела голова.
– Нравится? – Ирина Акимовна опять подошла незаметно.
– Нет. – Дима отбросил книжку на стол. – Пульса нет. Образы смыты. Декаданс полный. Это не ко времени.
– Ка-а-акой вы строгий, – погрозила ему женщина ухоженным пальчиком. – А что же вы печатаете у себя в Москве?
– Что я печатаю в Москве? Я печатаю только то, на что не могу написать пародию. Сразу и не объяснишь.
– Зачем объяснять? Просто покажите.
– Действительно, это очень просто. Могу ли я рассматривать это как предложение встретиться?