Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

Туманян Ованес Тадевосович

Перекликаются куропатки… И, рассеивая аромат, в том парке и в этом парке цветы танцуют и говорят. Опьяненные ими долины в пятнах света и темноты, и опять, опять неделимы бабочки и цветы. Ветры землю проветривают, начинаясь там, у реки. Пчелы волшебниц проведывают. Сплетничают мотыльки. Который год, о, который год повторяются эти порядки. Сумерки опускаются с гор… Исступленно перекликаются куропатки.

1945

ТУТА

Чего, чего же хочет тута? Среди ветвей ее темно. Она поскрипывает

туго, как будто просится в окно. Она вдоль дома так и ходит, след оставляет на траве. Она меня погладить хочет рукой своей по голове. О тута, нужно в дом проникнуть и в темноте его пропасть, и всей корой ко мне приникнуть, и всей листвой ко мне припасть.

«Когда наступит ночь…»

Когда наступит ночь и вычернит все камни и цветы вокруг, когда на небе месяц вычертит свой точный неразрывный круг и склонятся ко сну все травы, все люди, все живые твари, — луч месяца соединится со снегом чистым, молодым, то белым светом озарится, то розовым, то голубым. Их поцелуй так тих, так светел. Магнолиями пахнет ветер. Лишь палочкою выручальной там птица вдалеке стучит. Кавкасиони [117] величавый всё видит, слышит и молчит.

117

Кавкасиони — грузинское название Большого Кавказского хребта.

1945

«Что делает весна…»

Что делает весна с владениями роз? Ей хочется заботой их порадовать. Шиповник медленный свой замечает рост, и начинают веточки подрагивать. Как голосят влюбленные пернатые над каждою лужайкой и тропой! А вот цветы, поникшие, примятые, перемешанные с травой. Их, верно, парни девушкам дарили. У тех же, видно, помыслы свои: они сбегают весело в долины, где новые цветы и соловьи.

«О ты, чинара…»

О ты, чинара, взмывшая высоко, — страшны ли тебе ветер и гроза? На фоне просветлевшего востока ты открываешь медленно глаза. Всей кожей на рассвете холодея, ты распуши листву и так замри, безмолвная, как Тао и Халдея, соединеньем неба и земли. Назначена для страсти и восторга бровей твоих надменная краса… О, ты, чинара, взмывшая высоко, — страшны ли тебе ветер и гроза?!

1945

РАЗГОВОР С ЧИАМАРИЕЙ [118] В ДЕНЬ ПОБЕДЫ

О медлительная побелка этих яблоневых лепестков! Так здравствуй, победа, победа, победа во веки веков! Выходи, чиамария, празднуй, тонко крылышками трубя. Мои руки совсем не опасны — мои руки ласкают тебя. Возмужавшей земле обожженной не управиться с новой травой. Где наш враг? Он лежит, пораженный справедливой и меткой стрелой. Чиамария, как мы тужили, как мы плакали, горе терпя, но смеется герой Цицишвили [119] , защитивший меня и тебя. Чиамария, мир, а не горе! И, вступая в привычки труда, тут степенно пройдется Никора [120] , и воскреснет за ним борозда. Как Никора доволен работой! Как глаза его добро глядят! Я стою среди луга рябого. «Гу-гу-гу…» Это вязы гудят…

118

Чиамария (груз.) — божья коровка.

119

Цицишвили Ираклий Николаевич (р.1918) — Герой Советского Союза, военный инженер.

120

Никора — кличка быка, ставшая нарицательной.

1946

Я СОВСЕМ МАЛЕНЬКАЯ ВЕТОЧКА

Вот я стою — не женщина, не девочка, и ветер меня гладит по плечам, Я — маленькая-маленькая веточка. Садовник, утоли мою печаль. Садовник, заслони меня от ветра: мои он разоряет лепестки. Что сделаю я, маленькая ветка? Ведь у меня ни слова, ни руки. О, подойди, скажи: не солгала ты, ты, маленькая веточка, прости. А ветер — он буян и соглядатай, и ты меня от ветра защити.

1946

СКАЖИ МНЕ, ЧИАМАРИЯ…

Чиамария, чиамария, отшумел этот дождик сполна. Ты такая смешная и маленькая. Чиамария, где ты спала? Твои крылышки, верно, простыли, когда капля тебя волокла. Я кажусь тебе тенью в пустыне, — так я рядом с тобой велика. Чиамария, в чем твоя радость? Эти крапинки кто намечал? Чиамария, в чем наша разность? Ведь и мне этот дождь не мешал.

«Какие розовые щёки…»

Маленькой Виоле

Какие розовые щёки, и в каждой светит по костру, и глаз голубенькие щёлки еще не клонятся ко сну. О девочка, что «Деда-эна» [121] тебе расскажет о земле? Как виноград лисица ела? Как заяц белым стал к зиме? С какою трогательной грустью ты плачешь! Вздрагивают плечики, Зачем лисице с белой грудью попались маленькие птенчики?! О, радость первого незнания! Ты выговорила едва цветов красивые названия: «a-и нар-ги-зи, a-и и-а» [122] Всё в маленьком твоем рассудке запечатлелось, но опять ласкаешь пестрые рисунки. Устала книжка, хочет спать. День к вечеру переломился. Вот месяц вышел и горит, а язычок не утомился. Смеется он и говорит. Жизнь будет сложная и долгая. О девочка, запомни так: страна твоя большая, добрая, она вся в реках и цветах. А ты играешь с мамой в ладушки — тебе ли думать о судьбе! Ромашки, маки или ландыши — что больше нравится тебе?

121

«Деда-эна» (груз.) — «Родная речь».

122

«Аи наргизи, аи иа» (груз.) — «Вот нарцисс, вот фиалка». Первые слова в грузинском букваре.

1946

ЛАДО АСАТИАНИ [123]

Вспомнят меня, как Никалу [124] ,

наступят на теплую могилу мою.

Ладо Асатиани

Где-то поблизости солнце и ветры дадут акации зацвести поскорей, и осыплются эти белые ветви, осыплются над могилой твоей. Я-то знаю, что под этою елью ты уснул, положив свою голову в маки. Взбудораженный любовью, наполненный ею, ты лежишь, как лежат все поэты и маги. А земля наполняется парусами и цветами, которые тебя так манили… А Пиросмани? О, Пиросмани придет к твоей теплой могиле… Ты умер, окончился, но снова прокрался в эту жизнь. Велики твои радость и грусть. О весна! Взгляни, сколь она прекрасна! А цветы всё падают и падают тебе на грудь…

123

Ладо Асатиани (Владимир Мекиевич) (1917–1943) — грузинский поэт.

124

Никала — краткая форма имени Николоз. Имеется в виду известный грузинский художник-самоучка Н. Пиросманиш-вили (1862?—1918).