Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

Туманян Ованес Тадевосович

1940

Анна Каландадзе [105]

МРАВАЛЖАМИЕР [106]

Твоим вершинам, белым и синим, Дарьялу и Тереку, рекам твоим, твоим джигитам, статным и сильным, а также женщинам, верным им, — мравалжамиер, многие лета! Твоим потокам, седым потокам, твоим насупленным ледникам, предкам твоим и твоим потомкам, их песням, танцам и смуглым рукам — мравалжамиер, многие лета! Твоим героям. делам их ратным, их вечной памяти на земле, твоим языкам и наречьям разным, лету, осени, весне и зиме — мравалжамиер,

многие лета! Горам и ущельям, низу и долу, каждому деревцу во дворе, Волге твоей, и Днепру, и Дону, Сырдарье и Амударье — мравалжамиер, многие лета! Твоим строителям неутомимым, могучей жизни живой струе, тебе, овеянной светом и миром, тебе, моей дорогой стране, — мравалжамиер, многие лета!

105

Анна Каландадзе — грузинская поэтесса.

106

Мравалжамиер («Многие лета») — популярная грузинская заздравная песня.

1952

«Все, что видела и читала…»

Где же еще Грузия другая?

Гр. Орбелиани

Все, что видела и читала, всё — твое, о тебе, с тобой. В моём сердце растет чинара, ночью ставшая голубой. И в минуту самую грустную предо мною одна, дорогая, ты, прекрасная Грузия. «Где же еще Грузия другая?» О луга моей Карталинии, олени с большими рогами и такие хрупкие лилии, что страшно потрогать руками Ты об этом помнить велишь мне. Я смотрю на тебя, не мешая, край, овеянный былым величьем… «Где же еще Грузия другая?» Травы синие лягут на плечи. С этих трав я росинки сняла. О мои виноградные плети! О Тетнульди [107] большие снега! Зажигаются звёзды со звоном, искры белые извергая. Я слежу за далеким их зовом: «Где же еще Грузия другая?» Пусть герои твои умирали — слава их разнеслась далеко. Прямо к солнцу взмывает Мерани, и печально звучит «Сулико». Живы Алуда [108] и Лела. Устал Онисэ [109] , размышляя. О родина песен и лета! «Где же еще Грузия другая?» С тихими долгими песнями проходят твои вечера. Плачут горийские персики, когда наступает пора. Они нависают с ветки. Ветка густая, большая. Разве ты не одна на свете? «Где же еще Грузия другая?»

107

Тетнульди — горная вершина в центральной части Большого Кавказа в Грузии.

108

Алуда, Лела — герои поэм Важа Пшавелы.

109

Онисэ — герой романа грузинского писателя и переводчика Александра Казбеги (1848–1893).

1945

«Ты такое глубокое, небо грузинское…»

Ты такое глубокое, небо грузинское, ты такое глубокое и голубое. Никто из тех, кто тебе грозился, приюта не обрёл под тобою. Ни турки, ни персы и ни монголы не отдохнули под тобой на траве, не заслонили цветов магнолий, нарисованных на твоей синеве. Ошки [110] и Зарзма [111] , и древний Тао [112] поют о величье твоем, о небо! Птицы в тебе летают и теряются в тебе, голубом…

110

Ошки — средневековой монастырь, один из культурных центров грузинской исторической области Кларджети (ныне территория Турции).

111

Зарзма — древний храм (1045 г.), один из лучших памятников грузинского зодчества.

112

Тао — феодальное княжество Тао-Кларджети, возникшее во втором десятилетии IX в. в юго-западной Грузии.

1945

«Вот солнце на носки привстало…»

Вот солнце на носки привстало, и город потянулся сонно. Ему быть темным не пристало. Входило солнце в город солнца. И воздух был прозрачный, ранний, просвечивающий изнутри. Стоял Тбилиси, как Ираклий [113] у древней крепости Нари. Такая ли была погода, когда в Тифлис вступали персы и не сдавались им подолгу его воинственные песни?

113

Ираклий II (1720–1798) —

грузинский царь из династии кахетских Багратионов, выдающийся полководец и государственный деятель.

1945

ВХОДИЛА В ГУРИЮ [114] КАЛАНДА [115]

Я помню изгородь под инеем. Снег падал тихо и светло. Кричит петух — и вспоминаю я мое гурийское село. Проламывалась наледь тонкая под грузом шага моего, и лаяла устало Толия, сама не зная, на кого. Похожий на большую букву, один на вековом посту дуб укрывался, словно в бурку, в свою дырявую листву. Глубокий снег следы марали, тропинка далеко вела, и возле вещего марани был ветер пьяным от вина. Всё это — где-то и когда-то, но позабыть о том нельзя… Входила в Гурию каланда и чичилаки [116] нам несла.

114

Гурия — область на Западе Грузии.

115

Каланда — праздник Нового года в Гурии.

116

Чичилаки (груз.) — оструганный ствол деревца (со стружками), употребляемый вместо новогодней елки.

1945

«Охотники легко и дерзко раскладывают западни…»

Охотники легко и дерзко раскладывают западни. Здесь ходит горная индейка — ее подстерегут они. О, по опасной той аллее мы пробегаем много дней. Как годовалые олени, пугаемся своих теней. О, будь, индейка, осторожна, не проходи по той тропе. Ты слышишь? — Горестно, тревожно твой милый плачет о тебе.

1945

«Громче шелести, осина…»

Громче шелести, осина, громче, мать-земля, гуди. Живы мы! И зло и сильно сердце прыгает в груди. Лес! У нас есть листья, губы — целоваться, говорить. О, гуди — пусть эти гуды будут в воздухе бродить!

1945

«Когда прохожу по долине росистой…»

Когда прохожу по долине росистой, меня, как ребенка, смешит роса. Цветы приоткрывают ресницы, к моим глазам обращают глаза. Я вижу движение каждого пестика, различаю границу утра и дня. Ветер, подай мне цветок персика, травой и листьями обсыпь меня! Я, эти цветы нашедшая, хочу, чтоб они из земли вылезали. И как сумасшедшая — о, сумасшедшая! — хохочет трава с растрепанными волосами. Деревья сняли свои драгоценности и левой пригоршней меня забросали. Вот драгоценности — все они в целости, Деревья, вы понимаете сами. Я тоже, я тоже сошла с ума. Всего мне мало, и всё мне мало! Хохочет, хохочет — не я сама! — хохочет, хохочет сердце мое! И ты на исходе этого дня листьями и травою прогоркшей обсыпь меня, да, обсыпь меня, но только правой пригоршней!

1945

«О бабочек взлеты и слеты…»

О бабочек взлеты и слеты! Может быть, я ошибаюсь. То слезы, то добрые слезы. Я плачу и улыбаюсь. Я выросла в поле, где на травинках капли росы навешены. Я веточка, полная зеленых кровинок, срезанная невеждами. Я стану свирелью, свирелью зеленой! Нагряну к вам трелью, трелью залетной! Я — этого воздуха обитательница, не страшащаяся ничего, Я — плачущая обладательница сердца твоего. С горных пастбищ, для любви навеяна, медленно я поднимаюсь кверху. О земля, если б ты мне не верила, — я бы обратилась к ветру: — О ветер, докажем, докажем скорей, докажем каждому, что я — свирель. Дохни — и медленно и жалобно польется песня из зеленого желоба И прислушаются люди чутко, и уловят мое дыхание, и поймут они силу чувства, обращенного в это звучание,

1945

«Он безмолвствует…»

Он безмолвствует, спит на крышах, но вот он гудеть начинает, и тогда на зеленых крыльях поднимаются к солнцу чинары. Страх перед ним осилив, плача от тяжкой печали, взмывают мои осины, шевеля большими плечами.

1945

«Перекликаются куропатки…»