Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ из ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 9)

I

И наступает срок сказать мне честно О прегрешеньях дней моих и лет. Но в час, когда пора держать ответ, Моя душа робка и бессловесна. И если я припомню все, что было, И воды моря превращу в чернила, И, как пергаменты, я расстелю Все склоны гор пологие и дали, И тростники на перья изрублю, То и тогда при помощи письма Я перечислю, господи, едва ли Мои грехи, которых тьма и тьма. И если кедр ливанский в три обхвата Свалю я, сделав рычагом весов, На чаше их и тяжесть Арарата Не перетянет всех моих грехов. Я – древо, на котором веток много, Но зрелых я плодов не оброню. Как та смоковница, но воле бога Бесплоден я, засохший на корню. Смоковница, украшенная кроной, Манит шумящею листвой зеленой Усталых путников издалека. Но подойдет к ней путник изнуренный, И ни плода не сыщет, ни цветка. Она – предмет презрения и брани, Оставленная, как напоминанье, Как некий тусклый образ душ людских, Запятнанных греховностью и ложью, Подвергнутых

навек проклятью божью, Погрязших в омуте грехов мирских. Бывает, потом политые пашни, Зерно приемля, хлеба не родят, И пахарь, труд оплакавши вчерашний, Уходит прочь, куда глаза глядят. Душа, храня пристойности обличье, Ты, как смоковница, листвой шуршишь, Но, как смоковница в старинной притче, Бесплодия и ты не избежишь. Душа моя, как выгребная яма. Ты вобрала, чтоб погубить меня, Грехи всех смертных – со времен Адама Свершенные до нынешнего дня. Ты копишь то, что богу не угодно, И потому презренна и бесплодна.

II

Я сам отяготил себя грехами, Я над собой самим свершаю суд. Я буду побивать себя словами, Как из пращи камнями зверя бьют. Я в мире жил и нагрешил премного, И ныне я вступаю в смертный бой,- Как некий враг с врагом во имя бога, Я насмерть биться буду сам с собой. В сокрытых мной пороках, и желаньях, И помыслах, в которых был лукав, Винюсь, как в совершенных злодеяньях, Перед тобою на колени пав. Молюсь тебе, живу единой верой, Что ты, который милосердней всех, Свою отмеришь милость той же мерой, Которой мерю я свой тяжкий грех. Ты не откажешь дать мне подаянье, И чем неизлечимей мой недуг, Тем большее искусство врачеванья Ты явишь мне, и я воспряну вдруг. Чем больший долг простишь ты мне с любовью, Чем милосердней будешь и щедрей, Тем истовей польется славословье Мое, как в притче праведной твоей. О господи, в тебе одном спасенье, Даешь ты справедливость нам в даренье. Лишь от твоей десницы обновленье, И силы нам от твоего перста, От милосердия нам искупленье, От лика – вся земная красота, От твоего чела – нам озаренье, От твоего дыханья – вдохновенье, От твоего участья – доброта, От твоего елея – умиленье, От знаменья – благое разуменье, Что наши скорбь и радость – все тщета. Лишь ты даруешь нам освобожденье От страха, от преступного сомненья, Ты вкладываешь слово нам в уста. Достоин ты земного восхваленья, Молитв, небесного благословенья. Лишь ты один вселенной лепота, Все в мире сущее, все поколенья Возносят к небесам тебе моленья. Молитва наша свята и чиста. Аминь!

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 21)

I

С тех пор, как гибели себя обрек, Уже я не восстал как человек, Вновь не обрел в себе я человека, Как сказано в Писании святом. Сойдя с пути, что праведен от века, На этот путь я не вступил потом. Хоть рассказал я в предыдущих главах Про все грехи мои, но, стыд поправ, Напомню вновь я о делах неправых, О злодеяньях, о путях лукавых, Не изменяя слогу прежних глав.

II

О господи, я грешник, я – злодей, Я заслужил твой лютый гнев и кару. Ничтожностью, греховностью своей Себя я уподобил Велиару. Своею нерадивостью и ленью Я сам себя подвергнул осужденью, Обрек себя на горе и позор. И демоны мои возликовали, В бесовском хороводе заплясал, И пляшут и ликуют до сих пор. Удары тайные я принял, боже, Предуготованные мне судьбой. Я не отверг отвергнутых тобой, Наоборот, их силы приумножил. Бесовской я и сам грешил игрой, И сам плясал я с бесами порой. Они же имя божье поносили. Но я греха не отвергал в бессилье, Себе не говорил я – не греши! Я грех творил, И черви подточили Поникнувший цветок моей души. Я погубителей моих незримых Не вскармливал, но не уничтожал. Я сам невольно силы умножал Гонителей моих непримиримых. Я разрушителям, исчадью ада, Был преданнее, нежели творцу. Не сладость я вкушал, а горечь яда, И вот приходят дни мои к концу. Я устрашен греховностью моей. О, горе мне, позор и поруганье! Как перед взором праведных людей Предстать мне после моего признанья? Всех лучше знаю, сколь мой грех велик, Мне горло сжал отчаяния крик. Когда способность мне была б дана То видеть, что никто узреть не может, Узрел бы я: душа моя черна, Как идолопоклонник в храме божьем. Понеже грехородной силы страсть И идолов богопротивных власть Сказать воистину – одно и то же. В кромешной тьме, у жизни на краю, По гибельной тропе иду и ныне, Мой дух бессмертный – благодать твою Я превратил в бесплодные пустыни.

III

Могу ли человеком я считаться, Когда причислен я к творящим зло, И существом разумным называться, Когда в меня безумие вошло? Хоть я и зрячий, но слепого хуже. Внутри себя свет погасив, теперь Я не могу прослыть ученым мужем - К Познанью сам себе закрыл я дверь. Слыть многомудрым, свыше просветленным Я, погубивший душу, не могу, И, просто существом одушевленным Себя назвавши, я и то солгу. Среди кувшинов я – кувшин негодный. В гранитной кладке – камень инородный. Я в сонме избранных – избранник ложный. Я в сонме призванных – глупец ничтожный. И, устрашенный смертью, ибо грешен, Покинут всеми я, в кем утешен? Пророк Иеремия говорил, Что некий древний град падет в бессилье, Так и меня страданья истощили, Погиб я, потеряв остаток сил… Как дерева червями, ткани молью, Изъеден я своей сердечной болью. Я истончился, словно паутина. Моя греховность этому причина. Я прекращаю век свой, исчезая, Как утренний туман, роса ночная. Я на людей надеялся, но ложно: Надежда лишь на господа возможна. И

ныне, о содеянном скорбя, Я, проклятый и очерненный скверной, Надеюсь, боже, только на тебя, Исполненного милости безмерной. И на кресте ты никого не клял, Терпя страданья, не ожесточился, Когда к отцу небесному взывал И за своих мучителей молился. Подай мне весть, чтоб мой услышал слух, Даруй надежду в жизни быстротечной И в час, когда тебе свой жалкий дух Я возвращу, Даруй мне дух свой вечный. Аминь!

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 23)

I

Непостижимый взору и уму, Ты, без кого ни слова нет, ни дела, Определяющий предел всему И только сам не знающий предела. Нам без тебя ни света нет, ни тьмы, Ты слышишь наши стоны, зришь несчастья. Невидим ты, но все, что видим мы, Померкло бы без твоего участья. Ты – недоступен для рабов своих, Но близок в вышине своей нездешней. Целитель жесточайших ран людских И утешитель боли неутешной!

II

Узри, о боже, взор мой безутешный И сердце, что раскрыл я пред тобой. На путь наставь мой разум многогрешный, Но будь целителем, а не судьей. Неверью и сомненьям нет предела, Но, чтоб греха избегнуть, дай мне сил. Мон дух еще не отрешен от тела, И страшен грех, что тело осквернил. Скорблю, что дух и разум не едины, Что на добро надежды нет в сердцах. Скорблю, что создан человек из глины, Замешанной на низменных страстях. Скорблю, что нас, людей, наш ум усердный Не сделал совершеннее скотов, И грязью мы отмечены, и скверной, И памятью содеянных грехов. Что каждый совершил и что утратил, Мутит молитву нашу, застит взгляд, И мы, сжимая плуга рукояти, Дрожа от страха, все глядим назад. Мы, смертные, пленяемся ничтожным, И не умеем мы глядеть вперед, Н в поединке истинного с ложным Не истинное чаще верх берет. И боль утрат идет вослед за нами, И всюду тьма, и пелена у глаз. И приговор возмездья пишет память В суде сознанья каждого из нас. О, горе, если бог наш отвернется И поразит нас гром его речей И вечное величие столкнется С мгновенною ничтожностью людей. Растратил я, гонясь за наслажденьем, Свой драгоценный дар, пропал мой труд. Пусть божьей справедливости каменья Меня, греховного, нещадно бьют. Я путь прошел, но свет моих трудов В потемках не усердья был не ярок. Я не оставил по себе следов, И свет погас, и догорел огарок. Мой слабый ум немногое постиг И потерял способность постиженья, И онемел греховный мой язык Без права отвечать на обвиненья. Чадит лампада тусклая моя, Мое напоминая нераденье, И стерто имя в книге бытия, И вписаны укор и осужденье.

III

Я вижу воина – и смерти жду, Церковника я вижу -жду проклятья, Идет мудрец - предчувствую беду, Идет гонец – могу лишь горя ждать я. Кто сердцем чист – порог мой обойдет, Благочестивый горько упрекнет, Навстречу мне не сделает и шага. Водой испытан буду – захлебнусь, От испытанья зельем не очнусь, Услышу тихий шорох – устрашусь, Протянут руку – в страхе отшатнусь, Учую зло во всем сулящем благо! На пир я буду позван – не явлюсь, На суд твой буду призван – онемею. Ниц упаду, слезами обольюсь, Как будто говорить я не умею. Мне стрелы изнутри пронзили грудь, Слились в большую рану все сомненья, Терплю я муку, не могу вздохнуть, Ни днесь, ни впредь не жду отдохновенья. Услышь, о боже, вопль души моей, Последний стон мой, ставший песнопеньем, Стон, слившийся со стонами людей, Тебя молящих о моем спасенье. Нас, жалких обитателей земли, Ты сам из праха сотворил земного, Что делать нам, наставь и повели! Услышь мое беспомощное слово! Ты, сущий в каждой твари, что живет, Превозносимый каждой тварью сущей, Покой душевный от своих щедрот Даруй нам в жизни сей быстротекущей!

СЛОВО К БОГОМАТЕРИ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 26)

I

И я один из тех, чья жизнь сурова. Чьи слезы льются, как весной поток, И кто стенанья превращает в слово - В песнь с однозвучным окончаньем строк. И стих, певучий от таких созвучий, Щемит сердца, когда звучит в тиши. Единозвучье раскрывает лучше Невидимую миру боль души. Я жил на свете горестно и сиро И, как гласят Писания слова, Душа, что не вполне мертва для мира, Для бога не вполне еще жива. Не знаю – эта песня хороша ль, Но строки ныне с самого начала Я рифмовал, чтобы моя печаль Еще сильней и горестней звучала.

II

Сокровищ царских жалкий расхититель, Я наказанью предан с давних лет, И призовет меня казнохранитель, Чтоб, казнокрад, я дал ему ответ. Томлюсь в темнице без воды и пищи, Томлюсь, мои печали велики, Мой долг – пятьсот талантов, но я, нищий, Давно растратил и золотники. И чтобы сердцу в песне изливаться, Я здесь избрал особый лад строки, Чтоб каждый стих вершился звуком «и», Что означает также цифру «двадцать». Бушует нищета, как пламень горна, В закладе сердце и душа моя, За всю вину моих деяний черных Сурово спросит грозный судия. И подступает страх, меня пронзая Своим мечом безжалостным, когда Задумываюсь я и понимаю Неотвратимость Страшного суда. Я, суетный, подверженный сомненьям, Уже сегодня слышу божий глас И мучусь, будто в огненной геенне Мой дух и плоть горят уже сейчас. Все, чем владел, растратил я и прожил, А что копил я столько лет подряд, Презренно, и в сокровищницу божью, Что я стяжал, того не поместят. Плоть нечиста моя и взгляд мутится, Но, взор молящий устремивши ввысь, Прошу тебя, небесная царица: Ты за меня пред господом вступись! Моим грехам да будет отпущенье, Пусть мне вина простится, умоли, И пусть вовек дымятся воскуренья, К тебе от нас летящие с земли.