Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

III

Что, кроме щедрых слез и жалких строк, В дар милостивцу принести я мог? Как мне содеянное мной измерить? Я быстрой мысли торопил крыла, Но мысль моя размер моей потери Все ж охватить собою не могла. Нет края, нет конца перечисленью Грехов, в которых я повинен сам. Я чашу малодушья и сомненья, Как чашу смерти, подношу к губам. Боль нестерпимая во мне таится, Рождаясь, я не в силах разродиться, И стрелы в сердце мне вонзают яд. Жар лихорадки почки мне сжигает, Мои мученья печень разрывают, И желчь, скопившись, к горлу подступает, Мою гортань стенания теснят. Все члены тела, хоть они едины, Друг с другом, словно смертные враги, Меня губя, вступают в поединок, О пресвятая дева, помоги! О матерь божья, я твой раб презренный, Я

грешник, чьи сомненья велики, И все же я молю тебя смиренно: Из тьмы грехов меня ты извлеки.

СЛОВО К БОГУ.

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 30)

I

О милосердный, ниспошли мне сил, О всеблагий, пусть будет мне примером Заблудший раб, что многожды грешил, Но все ж ступил на путь добра и веры. Пусть лишь в преддверье рокового дня, Пред самой смертью встал на путь он правый, Творивший зло, он праведней меня, В ком дремлет соучастник – дух лукавый. Тот дух могуч, а сам я духом слаб, Мой искуситель у меня под боком. Двойник мой, он – не твой смиренный раб, А потакатель всем моим порокам. Ведя меня дорогой суеты, Со мною искуситель неразлучен. Мой враг, исток моих сомнений жгучих, А сколь их много,- знаешь только ты! Но кто грешит, тот кается потом, И платим мы за радости страданьем. И я склоняюсь пред тобой челом, Согбенный прегрешеньями в былом И просветленный поздним покаяньем.

II

Я повтореньем истины грешу, И оттого моя не легче участь, Но я не царства божьего прошу, Мне б жизнь влачить, немного меньше мучась. Не пребывать мне в райской тишине, Причисленному к сонму вознесенных, Среди безгрешных душ не место мне, Мне место средь живых, но сокрушенных. Я улыбаюсь, будто свету рад, А про себя свою стезю кляпу я.

Лицо мое спокойно, только взгляд Горит, смятенье духа доказуя. Со сладкою и горькою едой - Перед собою я держу два блюда. Держу перед собою два сосуда: Один с отравой, с благостью другой. Две печи есть: одна красна от жара, Пока другая стынет без огня. Две длани надо мною: для удара И для того, чтоб отстранить меня. На небесах два облака застыло - Одно несет нам огнь, другое – град. Тому, что будет, и тому, что было, Две укоризны с уст моих летят. Две жалобы летят незаглушимых - В одной мольба, в другой укора знак. И в сердце слабый свет надежды мнимой И горькой скорби безнадежный мрак. Два ливня хлещут: ливень стрел свистящий И камнепад, грозящий всей земле. Восходит солнце – жжет нас зной палящий, Заходит солнце – нам темно во мгле.

III

Карающую занесешь десницу, Я возмолюсь: «Казни меня скорей!» Рука дарующая мне примнится – Приблизиться я не посмею к ней. Речь о грехе зайдет – приду в смятенье, О святости – пойму свою вину. Открыто мне дадут благословенье – Украдкою себя я прокляну. Я похвалу услышу – опровергну, В ней заподозрю ложность и тщету. Подвергнусь я хуле немилосердной - Я слишком малою ее сочту. Пусть осмеют, пусть предадут позору – Сочту возмездье правым и смирюсь. Мне пожелают люди смерти скорой, Чтоб их слова сбылись,- я помолюсь! Когда б небесный гром меня сразил, Я принял бы его, как избавленье. Я книгу прав своих давно закрыл - Ни оправданья нет мне, ни спасенья! В тот лучший мир я поспешил бы сам, Когда бы не страшился наказанья. Беда идущему по двум стезям, Как говорит Священное писанье.

IV

Ужели ты не слышишь, всеблагой, Рыданий и мольбы моей усердной? Ужели ты не видишь, милосердный: Я – пленник зла – стою перед тобой? Я жду, в своем погрязши заблужденье, Твое добро на зло мое в ответ. Я, обреченный, жду благословенья. Слепой, я жажду твой увидеть свет. Протянется ль твоя десница, боже, Чтоб тонущего грешника спасти? Когда персты на раны мне возложишь, Когда с неверного сведешь пути? Научит ли твое долготерпенье Усердью не прилежного меня, И будет ли твое благоволенье, Чтобы очистить грешного меня. Заблудший раб, найду ли я покой Под милосердною твоею дланью, Чтоб, грешному, спрямить мне путь кривой, Забрезжит ли вдали твое сиянье? Я человек,

чья совесть нечиста, И лишь в тебе надежда очищенья. Я проклят, и твоя лишь доброта В меня вселяет веру во спасенье. Я ныне приобщаюсь тайн святых И в них ищу, рыдая, утешенье. Я вижу: в поднятых перстах твоих - Мне, многогрешному, благословенье, Лишь ты один способен даровать Мне, угнетенному, освобожденье И молвить слово, чтобы ниспослать Рабу смятенному успокоенье. Очищен я твоею чистотой, Твой взгляд – моим страданьям облегченье, И капля крови, пролитой тобой, Освобождает душу от мученья. Без помощи господней кто я есмь? Мне мощь твоя дарует свет надежды, Твой мир, смятенному,- мне светоч здесь Днесь и покуда не смежу я вежды. И нет в тебе и малой доли тьмы, Как вне тебя нет ни добра, пи света. Ты – надо всем, тебе подвластны мы. Тебе, господь, да будет слава спета. Аминь!

слово к БОГУ,

ИДУЩЕЕ из ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 39)

I

Подталкиваем дьявольской рукой И соблазняем леностью привычной, И я утратил прежний облик свой, Свое первоначальное обличье. А если так, то ныне мне пристало Сказать, в чем грешен, как я прожил век, Сказать пред миром, что со мною стало, На что, ничтожный, я себя обрек.

II

Себе кажусь я книгою сейчас. Я – книга воплей, стонов и сомнений, Похожая на книгу тех видений, Что Иезекииль узрел в свой час. Я – город, по без башен и ворот. Я – дом, где нету очага зимою. Я – горькая вода, и тех, кто пьет, Я не способен напоить собою. Я – сад, который высох и заглох. Я – поле, тучное травою сорной. Я – нива, что предуготовил бог, Но почву дьявол распахал проворно. Я – древо, потерявшее плоды, Годящееся только для сожженья. Я – саженец, засохший без воды, Светильник, потерявший дар свеченья. И новые стенанья, плач глухой Я облекаю в прежние созвучья. Беспомощен зубовный скрежет мой, И горек мой позор, и слезы жгучи. Гнев над моей душой неумолимый, Над грешной плотью огнь неугасимый. Печать греха легла мне на чело. Достоин казни я, творящий зло. Боль, посланную с неба, на земле Приемлю я, погрязнувший во зле. Что ждет меня – заранее известно: Как кучи плевел, превращусь я в дым. И возвещает снова глас небесный О том, что мой недуг – неисцелим.

III

Я каюсь, чтоб меня услышал мир. И, правда, может, схож я с той блудницей, О коей у Исайи говорится Во притче про надменный город Тир. Но если скорбь блудницы позабытой Из тьмы времен пророк донес до нас, Как должен я взывать в свою защиту, Как должен прозвучать мой скорбный глас? Мне ведомо, Пришествие господне Настанет, Я дрожу уже сегодня. И, думая о страшном Судном дне, Предвижу нескончаемые муки, И к небесам я простираю руки, И жду возмездия, и страшно мне. Что будет – все я знаю наперед. Но и предвидя все свои страданья, И зная, что меня в грядущем ждет, Я все же нерадив на покаянья. Но в страшный час меня ты не покинь, О господи, отец наш всемогущий, Чадолюбивый, добрый, вездесущий, Прощающий своих сынов. Аминь!

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ИЗ ГЛ. 51)

I

Я, смертный, не обласканный судьбой, Ужель к себе подобному с мольбой Мог обращаться, горестно стеная, Бессилия людей не понимая? Ужель к тому я обращал моленья, Кто сам ничтожен силой, речью слаб, У мыслящих существ искал спасенья Я, мыслящий, но неразумный раб? Ужель молил людей, власть предержащих, Владык, как и дары их преходящих? Ужели брата я молил родного, Который сам искал прозренья свет, Ужели я молил отца земного, Что сам прощенья ждал на склоне лет? Ужели мать молил я в тишине? Ужели ждал от той ответной вести, Чья нежность и забота обо мне Оборвались с мгновенной жизнью вместе? Ужели я молил земных царей, Не понимая, что цари земные Способны смертным смерть нести скорей, Чем блага жизни иль дары иные? О нет, не к братьям, не к царям земным, Я обращался лишь к тебе, о боже, Лишь ты один все можешь дать живым И после смерти воссоздать нас можешь.