Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

Тот жаждал на кресте, как человек простой, Кто создал океан, наполненный водой. Самаритянку тот «дай мне испить» просил, Кто всю вселенную бессмертьем напоил. И сотник римских войск, желчь с уксусом смешав, Чрез губку напоил царя небесных слав. Днем солнце было мглой затем облечено, Что слово вечное землей оскорблено. И громким голосом господь с креста к отцу «Или! Или!» – воззвал и предал дух творцу. Завета Ветхого порвался завес – в миг, Когда в мучениях даятель жизни ник. Земля потрясена была до глубины; Рассеклись камни скал, гроба потрясены; Темница страшная, восколебался ад, Тьму душ окованных он выпустил назад: От гласа мощного того, кем жизнь дана, Была свобода им в тот час возвращена. Сей жизнедатель наш, когда во ад сошел, Он свет затеплил тем, кого в тюрьме обрел, На небо верхнее из бездны их вознес И с бестелесными- их водворил Христос; Их свету причастил в чертоге без греха, Во царстве свадебном святого жениха,- Там церкви-матери, где первенцы царят И Авраамовых наследников где град, Где праведных ряды пред господом-отцом Ликуют без конца о женихе святом, С отцом и святым духом, в век веков, псалом Распятому за нас мы славу воспоем.

НА

НОЧЬ ВЕЛИКОГО ПЯТКА

По всей земле превратил он солнечный свет во тьму, Он в полдень оный покров возложил на свою наготу. В полдень умер Адам во грехе, и свет померк, В девятом часу воссиял, когда Христос попрал смерть. У креста богоматерь, скорбя, росу проливала слез, Внимая о жажде словам, что сын ея принес. Дали отчет тому, волей чьей реки в Эдеме текли, Кто в пустыне народ напоил сладчайшей водой из скалы. В третьем часу обольстил Еву-праматерь – змей, В шестом часу согрешил Адам, внимая ей. И в третьем часу господь висел, ко кресту пригвожден, Когда же рай покидал Адам, туда был разбойник введен. Когда архангел возгремит трубой И воззовет на Страшный суд всю плоть, В тот страшный день всех помяли, господь, Усопших со святыми упокой. Когда с Востока, славой золотой, Твой лик блеснет, чтоб сумрак побороть, В тот страшный день всех помяни, господь, Усопших со святыми упокой. Ты книгу тайн разверзнешь пред собой, И задрожит от ужаса вся плоть. В тот страшный день всех помяни, господь, Усопших со святыми упокой.

ПРИ ВОСХОДЕ СОЛНЦА

Свет, света творец, первый свет, чей дворец – неприступнейший свет! Небесный отец! Кто хвалим сонмом духов, созданных от света! Наши души, в свете зари, осияй твоим мысленным светом. Свет, исшедший от света, бог сын, кто один – рождение отца, Солнце правды, чье имя, до солнц, сонмы духов гимном хвалили, Наши души, в свете зари, осияй твоим мысленным светом. Свет, идущий от света, бог дух, кто вслух чрез пророков гласил, Благ источник, хвалят кого, с сонмом духов, отроки церкви, Наши души, в свете зари, осияй твоим мысленным светом. Свет, кому и названия нет, один, троичен, не разделим. Святая троица, хвалим кого, с сонмом духов, мы, гласы земные, Наши души, в свете зари, осияй твоим мысленным светом.

НЕБО

Небо, я, будучи раз навсегда сотворенным, Неизреченно раскинулось сводом бездонным. Отделены, как заметил еще Моисей, Верхние воды от нижних стихией моей. Соединило навечно пространство небесное Оба начала: телесное и бестелесное. Ибо, подобно стихии телесной, я зримо, Как естество бестелесное – неощутимо. Я покрываю собою четыре стихии, Те, из которых возникли все твари живые. Кроме всего, воплощаю я нечто такое, Что различают не глазом, а только душою. Я – полукругло, от прочих предметов отлично, Хоть и в движенье всегда, я всегда безгранично. Сущему в мире – всему я конец и начало. И в пропастях и на кручах – везде я бывало. Я неподвижным кажусь – неподвижность обманна. В даль я стремлюсь, лишь в движенье своем постоянно. Горы высокие, что вас страшат крутизною, Скаты, глубокие пропасти – все подо мною. Fie прерывая движения ни на мгновенье, Небо, я вечно в своем бытии и движенье.

СОЛНЦЕ ИСТИНЫ

Солнце истины пламень любви запалило, Лед неверия, камень греха растопило. И ростки показались на древе сознанья, Исторгая пьянящее благоуханье. И на грешной земле зацвели, зашумели Дерева, что в раю красовались доселе. И доселе мерцавшие в небе светила Провиденье на грешную землю спустило. Призывает спаситель на пир свой небесный Верных воинов рати своей бестелесной, Но и смертные мученики, и провидцы К бестелесному сонму должны приобщиться. Укрепили их дух, усмирили сомненье Муки господа, чудо его воскрешенья. И явились на пир вереницы гостей В одеяньях, окрашенных кровью своей. Обессмертил великий господь естество Смертных воинов воинства своего.

ЧАХРУХАДЗЕ

ГРУЗИНСКИЙ поэт

XII век

ТАМАРИАНИ

ОДА ВТОРАЯ

Тамар, тебя пою, ты – солнце незаходящей красоты, Твой стан точеный тонкостроен, и кроткий лик являешь ты. Тамар, эфир молниеносный, словесный луч целебных трав, Ларец познаний, ключ, текущий среди эдемовых дубрав. В щедротах ты подобна морю, высоким духом – небесам. Ты милосердье, и смиренье, н упоение глазам. Из края в край идя с победой и славой тронув гуд струны, Ты победителей сразила, они тобой побеждены. Ты с богом разделила страсти животворящего креста, В горах ты утвердила веру, их высота тобой свята. Все люди власть твою признали. И люди ль только слились в хор? Тебе подвластны львы в равнине, тебе послушны барсы гор. Тебя зовут светила солнцем, тебя возносят семь планет. Но для певцов ты недоступна, и мне к тебе дороги нет.

ОДА ПЯТАЯ

Мудрецы, алкавшие познанья Истинной основы мирозданья; Эллины, создавшие законы Сладостного словоизлиянья; Псалмопевцы, что владели арфой Необыкновенного звучанья,- Все они тебя воспеть не в силах,- Молнийного ты сильней блистанья. Я сравню с луной, зарей, зарницей Голос твой, исполненный сверканья. Сходства нет между тобой и мраком, Ты предмет желанья и алканья. Слышал я на десяти наречьях: «Семь планет из-за ее сиянья На ночлег с небес не удалились, Приняли другие очертанья». Все, в тебя влюбленные, клянутся,- Все, избравшие удел скитанья: «Свет зари в ее глазах, но листьям Не дает, увы, произрастанья…» Троя тяжело страдает, ибо Не из-за тебя ее страданья. «Почему Иудифью, не Тамарой Я убит?» – слышны царя стенанья. Голова Самсона безволоса, Женщина – причина злодеянья, Но могу ль с тобой сравнить Дебору? Хитрой не скажу слова признанья! Чтобы свету тьма уподоблялась,- Не дала царица указанья. Вот была Эсфирь, но в ней, однако, Не было эфирного дыханья. «Где ты, Вис?» – рыдал Рамин, не зная, Что из-за тебя его терзанья. Пусть хулит судьбу певец безумный – Нет к нему в прекрасной состраданья. От

любви пылает Саль, горюя, Что не ты исток его пыланья. Шатбиер искал Алать напрасно: Ты была венцом его исканья! Плачут оба Каина: библейский Ждет братоубийца наказанья, А Меджнун, сравнив с Лейли Тамару, Жаждет не с Лейли – с тобой свиданья. Ты сломила всех, разбив строптивых И презрев покорных причитанья. Ни иранцев рать, ни злые звезды Не хотят с тобою состязанья. Шла война; в ту пору некто, муж твой, Был наказан карою изгнанья, И тогда иранский шах с тобою Возжелал союза и слиянья, Но была другому суждена ты,- Князю львов, чьи славятся деянья. Царь Ширвана, данник твой, возжаждал, На тебя взирая, обладанья, Многим – их число нельзя исчислить – Ты внушила страстные мечтанья. Всех с ума ты сводишь беглым взглядом,- Диво, что не терпит подражанья! С виду – солнца ты изображенье, Чудо красоты и обаянья. Ты горда и светлолика; дерзких Ты страшишь грозою воздаянья,- Свет неугасимый, бездна счастья, Сладостный елей благодеянья! Презираешь льстивых, двоедушных, С мудростью не знаешь пререканья. Кто, узрев твой чистый нрав и пламя, Не сгорит, лишенный вдруг сознанья? Дротик, щек твоих коснувшись, станет Розой, полною благоуханья. На твоем челе, как на скрижалях, Клятвенные видим обещанья. Волосы твои – как лес; ты слышишь Изгнанных тобою воздыханья? Солнечный твой лик с нарциссом сходен, Шея – словно мрамор изваянья. У кого душа осталась целой, Не пронзенная стрелой желанья? Как хвалить твой стан? Султан свидетель: Все хвалы оставишь без вниманья! Сонм светил, твоей руки искавших, Удалился, не сдержав рыданья: Колесниц лишив, ты прогнала их, А они-то ждали пированья! «Ты полям подобна Елисейским!» – Раздаются всюду восклицанья. Очи – как чернильные озера, Лик – луна, обитель упованья. Лишь увидел я глаза Тамары, Два индийца, два очарованья,- Понял я: хвалы мои бессильны, И связал себя уздой молчанья. Коль ноет Энос,- Платон, замолкни: Не помогут хора призыванья. Бог велел Гомеру и Самсону: «Расскажите мне о ней сказанья!» Но они, трудясь, недовершили Красоты твоей живописанья. Тот, кто взглянет на тебя, ослепнет. Ты затмила свет существованья.

ОДА ДВЕНАДЦАТАЯ

Признаю: ты – небо, о царица, С розой, с хрусталем должна сравниться! Как свеча пылаешь ты: педаром Опозорена тобой зарница. Если с ярким солнцем станешь рядом, То принудишь солнце ты затмиться. Ты вкушаешь счастье – почему же Солнце заставляешь огорчиться? Меньше о тебе скажу, чем знаю: Клятвенно готов я поручиться. Стоит ли хвалить твое сиянье, Коль нельзя сиянью научиться? Очи у тебя – чернил озера, Где же копья! Каждая ресница! Тонким станом дивно ты похожа На тростник и тополь, чаровница! Райским крином предо мной цветешь ты, Не могу тебе я надивиться. Царственной чете не стало равных, Недругам пришлось угомониться. Но тиран явился с мощью мнимой, Начал, как свирепый зверь, яриться. В плен забрал он женственных и робких, Чтоб над слабосильными глумиться. Побеждать он возымел привычку, Возгордился, гнусный кровопийца. Вот уже на нас в поход о востока Войско многочисленное мчится. «Быть в Мосуле камфаре в презренье: В Грузии сумеем поживиться, Ту страну не раз опустошал я!» – Громогласно стал султан хвалиться. Кроткая, услышав эти речи, Неустанно принялась трудиться. «Христиане! – воинам сказала.- Помогите правде утвердиться!» Всем князьям велела ты: «Мужайтесь, На врага должны вы ополчиться!» Храбрецов ты вдохновила: жаждут Пасть за веру, с турками сразиться! Решено: война! Давид – вожатый, Он, второй Давид, не осрамится! С агарянами вступил он в битву, Правого отмщенья кровь струится… Эллинствовать эллинам пристало, А Сократу – мудростью светиться, А Гомеру – нас пленять стихами, А Эносу – мыслью к небу взвиться. Мало я сказал, но разве можно На меня, безгласного, сердиться? Недруги бежали от Давида, Как от льва – овца или лисица. Поняли они свое безумье, Стали сокрушаться и стыдиться. Отступив, рассеялись отряды, От врагов очистилась граница. Их союзники бежали в страхе, С ними вновь боясь объединиться. Так Давид торжествовал победу,- Довелось твоей надежде сбыться. Двадцать храбрых гнали десять тысяч, Не давая им остановиться. Целый, невредимый, сокрушал их Сам Давид, заставив пыль клубиться. Истреблял он мусульман с позором, Уничтожил полчище румийца. Нашим воинам добычей ценной У далось тогда обогатиться. Убежал владетель Ерзинджана, От тебя решил в Сигоре скрыться. «Не по доброй воле шли мы в битву»,- Стали плакать пленники, молиться… Вот теперь понятно всем, откуда Пленными полна твоя столица! Ты благоустроила народы, Наши голоса звенят, чтоб слиться: «Ты и сын твой здравствуйте, покуда Этот мир стоит и время длится!»

ИОАНН ШАВТЕЛИ

ГРУЗИНСКИЙ поэт

XII век

АБДУЛ-МЕССИЯ

Фрагменты

1

Бог, единый в троице, всеправый, Да поможет мне не для забавы. Как Давид, на гуслях заиграю, Я принес «Хвалу» царю державы.  Зевс меня призвал, и пожелал я Образ твой восславить величавый. Ныне, поучая неразумных, Свет открою мудрости и славы.

2

Мудрые афиняне, внемлите, Как Давида хвалят, посмотрите. Хвалит весь Восток: Китай, Египет, Хвалит Запад: в Сирии, на Крите. Византийцы, эллины! Сократу Равными себя хотя вы мните, Звездочеты, что бранят друг друга,- Не трудитесь, молча отойдите. Пусть мне скажут, правду соблюдая: Средь людей найдется ль мощь такая? Сей эфир, сияющий, как солнце, Нам ниспослан господом из рая. Мы подобных витязей не сыщем, Мир пройдя от края и до края, Не сравнится с высотой небесной Бездна ада, мрачная и злая.