Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

* * *

Я б кольцо свое украсить бирюзой небесной мог, Лошадь времени взнуздал бы, а дыханьем скалы б сжег, Но коль тысячу колосьев на хырмане Хагани Соберу я, стихотворец,- буду счастлив, видит бог!

* * *

О ночь одиночества! Ночь, пощади! Я брошен. Закован я… Тьма впереди… О ночь, если даже ты жизнь,- уходи. О утро! Пусть гибель ты – вспыхни! Приди!

ЭФЗЕЛЕДДИН ХАГАНИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

Ок. 1120-1199

РАЗВАЛИНЫ ГОРОДА МЕДАИН

Внимательно смотри, вот для тебя урок. Стал прахом город Медаин,- о, жалкий рок! Идем же, сердце, в путь. Нам Деджла путь укажет. Но глубже, чем река, горючих слез поток. И Деджла плакала, как сто ручьев кровавых, Чей полноводный бег печален и широк. И устье Деджлы пьет с ненасытимой жаждой – Пузырится в жару – и бред ее глубок. Смотри, она горит от ужаса

и горя. Слыхал ли ты когда, чтоб воду пламень жег? Плати же, как она зекят слезами платит - Здесь, у морской губы,- соленый свой налог. О, если бы река псе рассказать могла нам, Как бил озноб ее всю с головы до ног! Она сама в цепях и вьется длинной цепью, Ее пожар загнал и ужас уволок. Так обратись к развалинам – и ты услышишь, Как плачет из глубин невнятный голосок. Вглядись, как медленно крошатся эти зубья: Все временно. Все – тлен. Всему назначен срок. Топчи нас, человек. Мы, как и ты, истленье. Мы, как и ты, ковер для всех идущих ног. Как ноет голова от воя сов полночных, Хотя бы слез твоих нас освежил глоток! Здесь истина жила. Ее не пощадили. Поплатится ли тот, кто с нами был жесток? Изменчива ль судьба, или ее ломает Тот, кто обуглил наш возвышенный чертог. Не смейся над моим рыданьем – помни, путник: Кто слез не проливал, тот низок и убог. Когда-то Медаин был не беднее Куфы - Плачь, путник, и пойми, как мой позор глубок. Ведь камня этих стен так много рук касалось, Что оттиски легли на каждый уголок. Привратником здесь был властитель Вавилона, О, слушай, Туркестан,-трубит военный рог… Балконы рухнули, отполыхали балки. Здесь был когда-то пол, здесь – круглый потолок. Не удивляйся! Там, где соловьи гремели, Одна сова кричит плачевный свой упрек. Сойди с коня! Коснись лицом земли бесплодной. Нам дали мат слоны на злейшей из досок. Земля пьяна, но пьет из черепа Ормузда; Ей льет Нуширеван багряной крови ток. Ты спросишь: где же те былые венценосцы? Беременна земля от них на долгий срок. Где Кесры апельсин и где айва Парвиза? Все золото – ничто. Сам Сасанид – песок. Вино из этих лоз когда-то было кровью, Кувшин – землею был, где прах Парвиза лег. Земля от стольких тел тучнела и разбухла, Но жаждет новых жертв, хотя бы малый клок. И кровью детскою, как пурпурною краской, Старуха красит рот, а женщина – сосок. Бывало, странники везут домой подарки. Я привезу друзьям рыданье этих строк. О Хагани! Учись молчанью этой почвы И подари друзьям ее сухой кусок. Жалуюсь тебе на гнет и зло. Послушай же, откуда все пошло. Как раковина, я в пучине бед Запечатлен. И мне исхода нет. Чтоб жемчуг взять, чтоб створки разомкнуть, Судьба ножом не растерзала грудь. Я в пламени, мне не передохнуть. В руках беды я сыплюсь, словно ртуть. Явились бельма на глазах судьбы, От оспы – ямы на щеках судьбы. Но это бельма века моего, А оспины – Ширван и зло его. Да, обладал я крыльями орла, Я видел мир. Но сломаны крыла. Я злобою пленен и окружен. И каждый вздох мой горек и стеснен. В ярме – я сходен с мельничным быком,- Вращаю ворот я в кругу своем. Мой мельник – век. Гоняет он меня, Мне не давая отдохнуть ни дня. Бык, мельницу вертящий целый год, В кругу стесненном нехотя идет,- Зерно он мелет, радует сердца, И нет его мучениям конца. Для достиженья цели он в пути, И все ж ему до цели не дойти. Удушье тяжко давит грудь мою. Я, сидя одиноко, слезы лью. Мне сердце пламень внутренний спалил И в кровь на веках слезы превратил. Сосуд моей души разбит, о друг, Моя работа падает из рук,- Вот так, когда в лампаде масла нет, Тускнеет и дрожит лампады свет. У верных праздник есть – Новруз весной. Но где же он – Новруз весенний мой? Прошли года, мой волос серебря, Как числа старого календаря. Ведь с новым годом он не совпадет; Свой календарь заводит новый год, А старый календарь, что весь пройден, Уносит из библиотеки вон, И вместе с мусором сожгут его Иль книгоноше отдадут его. Сложилась так теперь судьба моя: Тот старый календарь, о друг мой,- я. Не ведал правды я в сердцах людей, Вернее – даже не слыхал о ней. Юсуф от братьев много перенес. Из-за друзей я больше пролил слез. Я камнем, в угол брошенным, лежу, От горьких мук в себя не прихожу. Пришли в упадок все мои дела, Болезнь костер в груди моей зажгла. Я – попугай, что мудрости учил, Но город зла – Ширван – мне клеткой был. Сгубил меня горбатый сей старик, Отрезав клюв мой, крылья и язык. Из Индии веселья он принес Меня сюда – в обитель зла и слез. Сказал он: «Из акульей пасти пей!» И яд смертельный пищей стал моей. Чтоб в Индию обратно улететь, Как попугай – я должен умереть. Служить презренным больше не хочу! Хоть я рожден для песен – я молчу! Язык связал я, рта закрыл ларец, Я запер изнутри души дворец. О, если бы язык мой саблей был И делал дело, а не говорил! Да, Шемаха прекрасна, хороша! Но как в узилище моя душа. И каждый волос тела моего Стал сторожем узилища того. Не то чтобы друзей мне повидать – Ко мне и ветер не хотят пускать. И если шаг я сделаю в тиши Или вздохну из глубины души, Враги арканом этот вздох возьмут, И исказят, и шаху донесут.

ГАЗЕЛИ

* * *

Сердце мое как челнок, а любовь – океан. Слушай, любимая! Эти слова – не обман. Я, словно молнией, нашей разлукой спален, Ранен, как саблей. И я умираю от ран. Сжалься!

Ты видишь – под бурею гибнет мой мир, Тонет корабль мой, ветрила сорвал ураган! Волн бушевание лишь по колена тебе,- Я же кипящим смерчем с головой обуян. Кто же соперники у Хагани? Ведь они Даже стоять у моих недостойны стремян!

* * *

Выйди в поле, любовь моя,- видишь, как поле цветет, Роза с утренним ветром из чаши свидания пьет. Соловей говорит, что нарцисс опьянел от любви,- Он, как видно, не знает, что красный тюльпан его ждет. «Опасайся любви своей!» -лилия мне говорит, Но совет ее вряд ли до слуха влюбленных дойдет. Дань с цветов собирает в широкую полу весна, Роза прячется в листьях, наряды свои бережет… Не ходи в цветники, там ты палец шипом занозишь, Там живет недотрога – колючий шиповник растет. Я боюсь, о красавица! Если ты выйдешь гулять, Кипарис – твою шапочку, мак – покрывало сорвет. Ветер утренний амбровых кос услыхал аромат - И вздохнул, и унес его в поле, и не отдает. Из-за этого в ссоре я с ним. И смеются кругом: «Вот глупец Хагани: с ветром утренним споры ведет!»

КЫТЫ

* * *

Дворцы царей подобны морю: нет в этом море перламутра, Но стаями акул теснится там лизоблюдов жадный сброд. И муж разумный, муж познанья, корабль духовного богатства, Ища удачи, в это море неверное не поведет. Жемчужины живого чувства в нем не найдешь ценою жизни, Лишь сплетен и превратных мнении кружится там водоворот, А сердцу, любящему правду, пусть покровительствует разум: Он верный путь добру проложит и шею жадности свернет. Довольствуйся уединеньем, покоем и лепешкой хлеба И не ищи у царских тронов чинов, отличий и щедрот.

* * *

Сказали как-то, что, мол, Хагани Быть недостоин при дворе султана! Сказали правду: водоносом див Неподходящим был для Сулеймана! Султан ничтожен – недостоин он Души моей широкой океана!

РУБАИ

* * *

Служить я страсти больше не хочу. Я сердце делу горечи учу. Как смеет мотылек влюбляться в солнце, Когда не в силах победить свечу!

* * *

Прошла, умчалась юность Хагани, Печальны были все года и дни. Прошло все время в чтенье эпитафий На горестных похоронах родни.

* * *

Хотел меня великий одарить - Что, Хагани, желаешь получить? Ответил я: что ты способен делать, Когда не можешь юность возвратить?

* * *

Не наливай вина мне. Все равно Разбито сердце и в глазах темно. И сколько б ты ни налил – все без пользы: Не может грусти вылечить вино. Что буду делать с кубком золотым? Дай глиняный! Он станет мне родным. Пока я сам не превратился в глину, Пусть кубок будет глиняный моим.

* * *

Опять от волн любви качаюсь я, От слез кружится голова моя. От ветра твоего я, как вода, взволнуюсь И полечу по волнам, как ладья.

* * *

Где яд, чтоб другом я его назвал, Где меч, чтоб счастьем я его считал, Где смерть, которую как избавленье Потусторонний мир мне б даровал?

НИЗАМИ ГЯНДЖЁВИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1138/1148-1209

ГАЗЕЛИ

* * *

Готова молодость твоя откочевать, схвати ее. Родную кинувший страну, скажи мне: где пути ее? Затем согнулись старики, давно изведавшие мир, Что ищут юность; глядя в прах, все мнят в пыли найти ее. Зачем бросаешь ты, скажи, на буйный ветер жизнь свою? Припомни вечность. Надо здесь тебе приобрести ее. Ведь жизнь не жизнью ты купил, не знаешь цену жизни ты. Жемчужины не взвесил вор, хоть он зажал в горсти ее. Коль будешь радоваться ты – в отставку горе не уйдет. Горюя, радость не спугнуть, навек не отмести ее. Дай органона звоны нам! Дай аргаванное вино! Есть песнь любви, о Низами! На радость в мир пусти ее! О кумир! Мне знак призывный глазом шаловливым сделай. Исцели свиданьем сердце, время ночи дивом сделай. Все одно мне счастье снится: в полумгле тебя лобзаю. Кудри черные приблизив, ты меня счастливым сделай. Падишахи благосклонно бедняков ласкают взором. Погляди по-падишахски, взор свой не спесивым сделай. Низами тебе на рабство препоясался. На рынке Ты купи меня, гуламом ты меня не льстивым сделай.

* * *

Мне ночь не в ночь, мне ночь невмочь, когда тебя нету со мной. Сои мчится прочь, сон мчится прочь, беда в мой вступает покой. Клянусь, придет свиданья час: пройти бы не мог стороной. Клянусь я мглою кос твоих, уйдешь,- и охвачен я мглой. Не мне ль нестись к тебе одной, стремиться могу ли к другой? Тебе ль искать подобных мне,- не тешусь надеждой пустой. Сравнись со мной – величье ты, вглядись – никну я пред тобой. Сравнюсь с тобой – не прах ли я? Все клады в тебе лишь одной. Нет глаз, чтоб видеть мне твой лик, мне радости нет под луной. Нет ног – поспеть к тебе, нет рук, чтоб с жаркой сложить их мольбой. Забыла ты о Низами, владея моей судьбой. Днем гороскопы числю я, в ночь звезды слежу над собой.