Погружение
Шрифт:
В какой-то момент, он затылком ощутил, как открывается дверь в Медицинский отсек. Герман оцепенел от ужаса, но заставил себя оглянуться.
Из темноты прямо на него шла Тамила. За ней волочилась белая простыня, которой она была укрыта. Её глаза закрыты. Руки поначалу широко расставленные, по мере приближения потянулись к Герману. Вдруг её глаза неестественно широко распахнулись, она смотрела на Германа в упор.
Герман хотел кричать, но голос его не слушался. Он отчаянно боролся с голосом. Сначала получалось совсем слабо, потом громче, ещё громче
— Приснится же такое!
— Доброе утро, мистер Герман! Сегодня вторник 3 июля, — бодрым голосом приветствовал его Искусственный интеллект.
— Сколько я проспал?
— Шесть часов четырнадцать минут, сэр. Хотите составить план работы на сегодня или сначала выпьете кофе?
— Ты и кофе варить умеешь?
— Нет, Вы сами его себе приготовите. Я только разговор могу поддержать. Хотите дам Вам оригинальный рецепт?
— Заткнись. — Хмуро огрызнулся Герман.
***
Надо найти себе какое-нибудь занятие. Невыносимо просто сидеть и ждать. Чего ждать? Спасения? Смерти?
Чёртова Тамила крепко засела у него в голове, это факт. Уже второй раз она ему снится. Может он на неё запал? В прошлой жизни, когда он был блогером, он был любимцем женщин, они всегда одаривали его своей благосклонностью, обращали на него внимание. Но Германа это нисколько не волновало. Блондинки или брюнетки, худенькие или толстушки, красотки или не очень. Они в его жизни не занимали особенного места.
Но эта! С её эмоциональностью офисного кулера. Больше похожа на андроида из фантастических фильмов или асоциальных героинь шведских детективов. Неужели она его чем-то зацепила? Или просто напугала? Или заинтриговала?
Сейчас ему надо сосредоточиться на другом подозреваемом — на Спенсере. Будем исходить из того, что женщина всё же мертва. Он в этом почти убедился, когда тормошил, пытаясь разбудить, а потом проверял пульс и дыхание.
Герман вдруг вспомнил, как протянул руки к её шее. Надо быть честным с собой, это желание посетило его не первый раз. Чего хочет его настоящее «Я», чтобы она была мертва или прикоснуться к её шее? Хочет ли он чтобы она оказалась жива? Вообще-то, она и при жизни в эмоциональном плане мало отличалась от мёртвой. Может, он в душе некрофил?!
Какая только хрень не лезет в голову.
Да, нездоровое здесь местечко. Отрицательная энергетика или что-то вроде того. Он не был силён в эзотерических терминах, не его тема.
Неужто этот молодой арабский вундеркинд-экстрасенс разбудил-таки дремавших на дне демонов, а сам благополучно умер? И теперь эта потусторонняя нежить проникает в мозг Германа и генерирует этот эмоциональный мусор помимо его воли.
«Не распускаться! — дал он себе команду: — всему есть свои вполне материальные причины и рациональные объяснения».
Объективно, он испытывает колоссальные психологические перегрузки. Нервы взвинчены. Авария, ожидание спасения. Ощущение невозможности контролировать события.
Да, кстати. Его же хотят убить. Спенсер? Надо что-то с ним решать.
Ну, вот он уже переходит в практическую плоскость, начинает мыслить разумно. Похвалил себя Герман.
Глава 29 Робот
Неужели это он убил весь экипаж? Если он не помнит, то это не значит, что он этого не делал. Вдруг, в него вселилось Нечто, заставившее его убивать. Может, он сошёл с ума и, как любой псих, не осознаёт своей болезни.
Или, у него раздвоение личности?
Надо будет расспросить Искусственный интеллект об этом диагнозе. Но можно ли ему доверять? Вдруг, именно он убийца?
— Искусственный интеллект, — обратился Герман к своему последнему собеседнику, — ты выполнишь любую мою просьбу?
— Я для этого и создан.
— Скажи честно, ты можешь меня убить, допустим, из гуманных соображений? Из сострадания сделать эвтаназию? Чтобы прекратить мои мучения. Или чтобы сохранить судно.
— Конечно, нет. Первый закон робототехники сформулирован Айзеком Азимовым ещё в 1942 году: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред». Это правило прошито в моей памяти на аппаратном уровне. Его нельзя ни обойти не отключить.
— А кто же убил весь экипаж?
— Ты, что, меня подозреваешь? Но это же абсурд. У меня и рук-то нет. Кстати, а как они, по-твоему, умерли?
— Думаю, отравлены ядом.
— Да уж, из нас двоих ты больше подходишь на роль подозреваемого.
«Уж в чём-чём, а в логике моему собеседнику не откажешь», — подумал Герман. И снова предпринял попытку вывести его на чистую воду:
— А сумеешь ли ты в автоматическом режиме взаимодействовать со спасательными средствами, когда, или если, они доберутся до нас?
— Да, без участия человека внутри «Сферы», это возможно.
— Значит, я тебе не нужен для твоего спасения?
— Ты думаешь обо мне как о живом. Мне это льстит. Но я не живой. И мне всё равно жить или умереть. Как это безразлично лампочке, которую ты включаешь и выключаешь.
— Но ведь тебе небезразлична судьба «Сферы»?
— Только в разрезе обеспечения безопасности людей.
— А можешь ли ты убить одного члена команды ради спасения всего экипажа?
— Нет. Кому жить, кому умереть, люди должны решать самостоятельно.
Герман задумался. И так, Искусственному интеллекту не нужен живой человек. Почему же он не уничтожил и его? Если, конечно, он убийца. В этом должна быть какая-то логика.
— Искусственный интеллект, ты можешь выключить подачу воздуха в медицинский модуль? — спросил Герман как бы невзначай.
— Нет, он не герметичен.
— А можно ли заморозить покойников, как в морге? Поройся в памяти, люди так всегда поступают с умершими в больницах.
— Нет, температура поддерживается равной во всем объёме «Сферы».