Поиск-90: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Тарринг вошел в М-зону, — сообщил оператор и спустя несколько секунд крикнул: — Есть контакт!
В зале приема возник и заполнил его огромным своим корпусом звездолет Тээры.
Все молча смотрели на экран.
Прошла еще минута, и в корпусе тарринга открылся люк.
— Ну, что же ты? — прошептал Лаум. — Иди, встречай.
Но Глеб даже не пошевелился. До рези в глазах вглядывался он в темный проем шлюзовой камеры.
Из люка выдвинулась площадка, вниз с нее пошел трап, а камера по-прежнему была пуста.
От напряжения глаза начали слезиться. Глеб
Только теперь Глеб опомнился. Взломав пространство, он влетел в зал приема. Кори ахнула и протянула навстречу ему руки.
Поздно вечером, когда все уже было позади и ушли гости, в комнату Глеба вошел Тул, держа в руках дешифратор. Он поставил аппарат на стол, опустился в стоящее рядом кресло и нажал клавишу воспроизведения. В динамике раздался короткий шорох, а потом зазвучал тихий женский голос:
«Мой сын убит. Его застрелили через несколько минут после того, как мы вышли из туннеля. Тир бросился с кулаками на офицера, замахнувшегося на меня. Он лежал на песке в двух шагах от меня, но я не могла к нему подойти. Прости, Тул, прости, что я не сберегла нашего мальчика, нашего Тира. С тех пор каждую ночь я вижу одно: его голова на желтом песке и красная струйка крови. Это страшнее любой пытки, но я скоро умру. Очень скоро. Нынешнюю ночь мне не пережить. Поэтому и тороплюсь все записать. Я надеюсь, что ты услышишь эту запись. Ты все поймешь, Тул.
В этот вечер первого, самого страшного дня я лежала вся избитая. Меня окружали совершенно незнакомые женщины. И хотя я не понимала, что они говорят, их голоса спасли меня, дали мне силы. А еще меня спасло другое… Я лежала, закрыв глаза, и почувствовала вдруг, как чья-то рука гладит мои волосы. Рядом стоял мальчишка лет трех. Это он водил своей ручонкой по моим волосами шептал лишь одно слово. Потом я узнала, что он шептал: «Мама».
Его мать, мать Глеба, фашисты расстреляли. Мальчик был не в себе и каждую новую женщину принимал за нее.
Все это я узнала потом, а тогда обняла его, прижала к себе… Пойми меня, Тул. Тир умер, и я помню об этом каждое мгновение, но пока рядом со мной был Глеб, мне казалось, что мой сын жив. Я сняла его психическую травму. Поверь, для этого почти не потребовалось вмешательства нашей медицины. Мы не расставались с ним ни днем ни ночью. Так продолжалось до вчерашнего дня, когда стало известно, что всех детей отправят в специальный детский концлагерь. Узнав об этом, я поняла, что больше жить не смогу. Без Глеба мне не выжить. Ночью, когда все уснули, я, воспользовавшись аппаратом регенерации, передала Глебу память нашей планеты. У меня есть только одна надежда: через много лет, когда Глеб вырастет, память Тээры проснется в нем. И когда он появится у нас, встреть его как сына. Нашего сына, Тул. А теперь прощай, прощай, мой любимый. И помни — это наш сын. Мой, а значит, и твой тоже…»
Голос умолк.
Глеб поднял глаза
Тот печально кивнул ему.
И Глеб, подавшись вперед, тихо, почти шепотом проговорил:
— Она была самой лучшей… мама.
Глава восьмая
Утро началось с Лаума. Он появился сразу после завтрака, был весел, много шутил с Кори, засыпал Тула массой вопросов о Тээре, но лицо его казалось усталым, а под глазами залегли тени. Глеб, слишком хорошо знавший делийца, насторожился, почувствовав, что гость пришел неспроста. И действительно, Лаум неожиданно повернулся к нему:
— Как ты оцениваешь решение Совета не взрывать энергоцентр?
Глеб помрачнел:
— От моей оценки ничего не изменится. Ори-та достаточно ясно сказала — другого выхода нет.
Лаум встал и отошел к излюбленному месту у окна.
— А что, если есть? — спросил он оттуда. — Правда, рискованный, но есть?
— У тебя странная манера сообщать новости, — покачал головой Глеб. — Странная и опасная. Так и хочется взять в руки что-нибудь тяжелое. И если бы не межпланетный конфликт…
— Ага, заинтриговал! — Лаум остался доволен произведенным эффектом.
— Заинтриговал, — признался Глеб. — Так что, ради бога, не тяни.
— В сущности, все очень просто, — уже серьезно проговорил Лаум. — Поскольку взорвать энергоцентр мы не можем, было бы неплохо овладеть им. Захватить и вывести в наше время.
— Замечательный выход, — зло сказал Глеб. — Единственная загвоздка — смертельно опасное темпоральное поле. Пустячок, не правда ли?
— Да, — кивнул Лаум, — оно действительно опасно для всех. Для всех, кроме жителей Ватарамы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — начал Глеб, но Лаум его перебил:
— Обдумывая будущую операцию, я с самого начала ставил тебя в ее центр. Шел при этом от допущения, что коль скоро ты обладаешь памятью Ватарамы, темпоральное поле тебе не страшно. Но допущение — допущением, а требовалось научно обоснованное доказательство.
— И с этим у тебя плохо, — вставил Глеб.
На лице Лаума появилось выражение искреннего самодовольства. Он картинно прошелся по комнате, вернулся к столу и, наклонясь к Глебу, произнес почти шепотом:
— Ошибаешься. Доказательства есть. Они получены этой ночью. Ведущие физики Долии по моему заданию искали ответ на один-единственный вопрос: есть ли аналог излучению темпорального поля?
— Зачем тебе это было знать?
Лаум усмехнулся:
— Я не физик, я солдат. А ученые всегда свысока смотрят на дилетанта, даже если он военный комиссар. Поэтому я не стал сразу раскрывать им свои соображения. А вот когда они втянулись в проблему, увязли в ней по уши, я подсунул им излучение защитного поля корабля Ватарамы. Изложи я это с самого начала, они расхохотались бы мне в лицо, несмотря на субординацию. А так метод сработал. Как утопающий хватается за соломинку, так и они ухватились за сказанное мной. И когда расчеты были окончены, стало ясно: и защитное и темпоральное поля одинаково воздействуют на живые организмы.