Поиск дорог
Шрифт:
— Лала, — прошептал он снова. — Иди ко мне.
Она выполнила его просьбу. Вновь склонилась над ним.
Только вот почему-то вопреки всем законам сновидения, он и здесь чувствовал убивающую его боль. Он не мог двинуться, не мог дотянуться до нее, не мог обнять, как он хотел, прижать к себе.
— Поцелуй меня. Как ты всегда это делала. Я хочу помнить только это. Я бы сам с удовольствием сделал. Боюсь, что сейчас не получится.
Ее губы были сладки, и даже соль слез не могла испортить их вкуса. Димостэнис снова почувствовал свежий ветер на своем лице, увидел зеркало озер, поддернутый
— Я хочу сказать тебе, — собирая последние силы, произнес он. Их почти не осталось. Пусть она говорила, что их еще много и что надо только отдохнуть. Здесь в его реальности он знал, что их нет, но он должен обязательно сказать ей. То чего не успел. Не сумел донести. То чего она так и не узнала. — Мой дар, моя сила, все мои способности ничего не имело значения, с тех пор как я встретил тебя. Ты — самое ценное и дорогое, что было у меня в жизни.
— Я знаю, — она всхлипнула, щеку обожгло болью, когда на нее упали слезы. Ее руки легли ему на виски, и Димостэнис провалился в сон. Другой, более глубокий, где больше не было никаких видений.
Он открыл глаза. Вновь вспомнился вчерашний сон, или бред, или видение. Золотистые волосы, скользящие по его лицу, склоненное над ним заплаканное лицо и тепло, которым она всегда могла согреть его. Даже, когда он почти умер, ее образ не оставлял его. Он не мог расстаться с ней, пока еще бьется сердце. Как же больно. И боль в его растерзанном теле не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у него внутри.
Как он смог пережить эту ночь? Что будет дальше? На потеху, в назидание его протащат сквозь толпу, демонстрируя народу, что происходит с предателями? Аурино не успокоится, пока не доведет до конца весь свой дьявольский план. Слишком много усилий он вложил в этот спектакль, чтобы не выжать из этой ситуации все до последней капли. Что у него еще припасено для своего старого друга?
Дим застонал. Тело все так же горело в огне, и боль была адская. Он попытался пошевелить пальцами рук, чтобы понять, что с ним сделали. К его удивлению у него получилось. Было мучительно больно, но он сделал это. Правой руке досталось больше. Кусая губы, чтобы сдержать крик, он все же согнул пальцы. Цепляясь за лавку, на которой лежал, преодолевая боль и слабость Димостэнис сел. Задохнулся от этих действий, закашлялся, выплевывая кровь.
Как?! Как он смог сделать это? Неужели той силы, которая осталась в его теле, даже после того, как он выплеснул ее на поединок с Аурино, после того, как ему удалили хьярт, после этой жуткой ночи хватило на то, чтобы исцелять его? Это было невероятно, но это было так. Дим опустил голову, изучая себя. Сорвал с себя лоскуты рубахи. Шрам на груди начинался от самой грудины и заканчивался у последнего ребра. Темно-бордовый, воспаленный рубец. Странно, но это было единственное в его теле, что не болело. Вырезанное уже не может болеть.
Димостэнис поднял руку, ощупывая себе лицо. Левую сторону нещадно пекло от уха до самого подбородка. Да и все тело было покрыто порезами, ожогами, впрочем, из-за липкого слоя крови и грязи всего этого почти не было видно.
Открылась дверь. Димостэнис поднялся на ноги, наперекор желанию всех тех, кто сотворил с ним все это. Он сам дойдет, поднимется по лестнице и на своих ногах встретит все то, чтобы его ни ждало. Дим обернулся. На самом верху лестницы стояло шесть человек в форме карателей.
Это что еще за последние почести? Отголоски все еще не осевшего страха? Дим почувствовал, как внутри у него что-то забулькало, пытаясь прорваться наружу. Это был смех. Горький, противный, тягучий. Шесть человек, шесть шактов, наделенных большими способностями на него одного. Без силы, без хьярта, растерзанного и изломанного. Как же Аурино жил все эти ары, если до сих пор так его боится? Терпел, держал рядом, контролировал каждый шаг. Куда глядел он сам? Кому служил, отдавая всего себя и ничего не требуя взамен, считая это своим долгом?
Что им приказано? Приволочь его на рыночную площадь? Привязать ошейник и как провинившегося пса тащить, слушая, как он жалобно скулит? Вроде это ему обещал его императорское величество?
Дим медленно шаг за шагом подошел к лестнице. Поднял голову, открыто встречаясь взглядом со своими конвоирами. Когда-то всесильный главный советник, отпрыск благородного Дома и один из самых сильных шактов, недостижимый и неуязвимый теперь предатель, и отступник, сверженный на самый низ, беззащитный даже для презрительных взглядов и плевков.
Димостэнис поставил ногу на первое возвышение, его пошатнуло, он попытался схватиться правой рукой за стену, но онемевшие пальцы не почувствовали опоры, и он чуть не упал.
Он выдохнул, собирая силы и восстанавливая равновесие. Верхняя ступень казалась недостижимой целью. Неужели не так давно он мог за мимолетные мгновения оказываться наверху, не считая шагов?
Навстречу протянулась рука. Дим медленно поднял глаза. Знакомые лица. Люди, которых он хорошо знал в той, прошлой жизни.
— Я вам помогу.
Димостэнис прикусил губу.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы опереться на руку дружбы в тяжелый момент жизни, — произнес знакомый голос.
— Кладис, — прошептал Дим, — как вас занесло под эти мрачные своды?
— Кому-то же нужно вам помогать, — усмехнулся летун.
Дим протянул руку и начал свой последний путь наверх. По глазам резануло серебро взошедшей Таллы, утро Эфранора. Заканчивался поводень. День обещал быть ясным и теплым.
День. Один из множества, которые должны были быть у него впереди. Прекрасное утро. Белый город в брызгах серебра и ветер, треплющий волосы. Словно заигрывал.
Серебряный не поддался на эту провокацию. У него больше нет причин жить. У него больше ничего не осталось. А самое главное — никого.
На рыночной площади народу было много. Еще по дороге Дим успел заметить вереницу экипажей, тянущихся от самой верхней части города. Не часто благородные сэи так массово посещают нижние районы. Да и не каждый день им предлагали подобное зрелище В центре стоял возведенный эшафот с виселицей. Все как Аурино и обещал. Димостэнис привычно вздернул подбородок.