Поиски "Озокерита"
Шрифт:
Таню подняли, подхватили под руки и снова побежали. Воздух потрясли два взрыва: как видно,
партизаны подкинули под машину гитлеровцев противотанковые гранаты. Опять затрещали автоматы. Это
продолжалось минут десять. Сплошной гул выстрелов оборвался двумя короткими очередями, и все стихло.
Ксения, Морозенко и один из партизан, поддерживая Таню, пересекли улицу и остановились около
какого-то сарая.
— Тяжело тебе? Больно?
— Ногу уже не больно, руку больно,
жишь. — Таня хотела пошевелить левой рукой, но не могла. —
Пустите меня, я немного полежу.
— Ни, голуба, лежать неможна, неможна лежать, — воз-
разил Морозенко. — Нам треба биг-ты до хутора. Грицько! —
позвал он.
Сильными руками Грицько обхватил Таню, хотел поднять.
— Подожди, Грицько, — попросила Ксения. — Я не могу
больше идти с вами.
— Я знаю. Иди, Ксения, — сказала Таня. — Я хорошо се-
бя чувствую. Не беспокойся обо мне.
— Дедуся тебя не оставит. Он зиает хорошего врача А
завтра я приду к тебе…
Ксения исчезла в темноте.
Партизан понес Таню. Шли они торопливо, молча. Где-то
на другом конце города слышны были выстрелы, взрывы гранат.
Таня застонала.
— Стой, Грицько! — тихо сказал дед, и когда Грицько ос-
тановился, Морозенко спросил: — Боляче, голуба? — Затем он
скинул с себя длинный кожух, расстелил его на земле, помог
Грицько положить Таню, став на колени, нагнулся над девушкой.
— Потерпы, серденько, трохы осталося йты нам. От скоро
дийдемо до хутора. Внн тебе перевьяже. Вин хороший, наш
дохтур. — Таня молчала. Дед припал ухом к ее груди и вскочил.
— Горе таке! Беры, Грицько, за кожух та понесем…
…Во дворе дома, где жил профессор Виткович, девушку
положили в сарае, на земле. Морозенко побежал в дом. Ему открыла прислуга, узнала его и впустила в
прихожую.
— Як бы прохвессора побачыть? — задыхаясь, спросил дед.
В прихожую вошел взволнованный профессор.
— Вы ко мне? — спросил он, поправляя очки.
— Цэ я.
— А, старый знакомый! С чем пожаловали?
— Дило е.
— Какого-нибудь партизана принесли?
— Та вже ж…
— Где он?
— У вас тут никого нема чужих?
— Это неважно. У меня сидит мой коллега.
— А вин шо в себе представляе? Кому вин служить?
— Не беспокойтесь. Это наш человек. Самый надежный друг.
— Дило таке, одна дивчина тут е, дуже поранена.
— Так давайте ее сюда. — И профессор, опережая деда, выбежал во двор.
Иосиф Генрихович с помощью своего друга, хирурга Яна Дроздовского сделал Тане операцию, извлек
пулю из ноги и наложил гипс на ногу и на руку. Виткович положил Таню в своем кабинете. Морозенко,
отпустив Грицько,
кабинет Витковича, освещенный двумя большими лампами Профессор сидел около Тани и держал ее руку,
проверяя пульс. Он поднял голову и посмотрел на деда.
— Вы еще здесь?
— Як вона? — вместо ответа спросил дед.
— Ничего. Сильная девушка. Я думаю, что все будет благополучно. Потеряла много крови, повреждены
кости руки и ноги, но они срастутся.
— Куды ж цю дивчину зараз диваты?
— Никуда. Будет лежать здесь, в моем кабинете.
Дед подумал, почесал в бороде.
— А шо мени робыть?
— Мне кажется, вам надо идти отдыхать. Вы тут мне ничем не поможете.
— Ну, бувайте здоровеньки!
— До свидания. Зайдите денька через два.
Морозенко ушел.
Профессор продолжал сидеть возле Тани и держать ее руку. Он невольно залюбовался лицом Тани и
вдруг вспомнил, что видел эту девушку в комендатуре, среди немцев. “Странно, — подумал профессор. — Кто
она? Немка или русская?”
Таня открыла глаза. Она долго и недоуменно смотрела на Витковича, на его очки в золотой оправе.
— Вы в кабинете врача. В полной безопасности. Вам сделали операцию и наложили гипс. — Виткович
произнес это мягким, ровным голосом, как привык разговаривать с больными. Он не выпускал ее руки, следил
за пульсом. — Вы меня поняли? — спросил он, желая убедиться, как реагирует девушка.
— Да, — тихо подтвердила Таня.
— Вы русская?
Таня подумала и ответила:
— Да.
— Вы молодец. Вы хорошо… — профессор не договорил. Таня закрыла глаза, сознание снова оставило
ее. “Нужна кровь”, — подумал он.
Виткович исследовал ее кровь, определил группу. В кабинет вошла жена.
— Я не заходила к тебе, знала, что ты занят. Плохо ей?
— Ранение тяжелое.
— Как жаль! Старик мне рассказал о ней. Она так много сделала хорошего! Неужели у нее безнадежное
состояние? Неужели нельзя спасти её?
— Ей крайне нужна кровь, Юлюшка. Твоя группа подходит, но…
Женщина молча расстегнула пуговицы на кофточке и стала снимать ее…
После переливания крови состояние Тани улучшилось. Профессор и его жена сидели у постели девушки,
не смыкая глаз.
— Ну, сколько раз тебе говорить, Юлюшка, иди ложись, — полушепотом убеждал профессор жену. —
Нельзя же так! Тебе отдыхать надо, ты столько отдала крови — и сидишь. Пожалей себя.
Жена ничего не ответила. Она осторожно, с нежностью прижалась ухом к груди Тани, послушала,
посмотрела ей в лицо, но уходить и не собиралась.