Поиски счастья
Шрифт:
Жульницкий пропустил еще стаканчик виски и начал перечитывать договор. Хмель не то проходил, не то уже больше не брал его. Установилось какое-то необычное равновесие — тяжелое, гнетущее. «Как она обрадуется», — думал он про жену, лишь скользя взглядом по тексту соглашения, не улавливая смысла.
— Двадцать, — засыпая, промычал Эриксон.
Чиновник вздрогнул, оглянулся.
Американец боролся со сном.
— Готово? — опросил он. С трудом встал и шагнул к столу.
Но соглашение еще не было закончено.
Проспектор
Жульницкий заготавливал второй экземпляр соглашения.
«Пуд… Было бы у меня оборудование, да на маячь этот корабль на рейде, я сам разработал бы эту жилу, — он подошел к кровати, нагнулся, рассматривая золото. — Но сейчас это все, что я могу сделать». Чиновник не видел, как Эриксон начал медленно валиться набок, увлекая за собой скатерть.
Звон стекла, жести, стук упавшего грузного тела заставили инженера вздрогнуть.
Не успел он двинуться с места, как Эриксон, еще сидя, уставился на него налитыми кровью глазами и, пытаясь нащупать задний карман, дико заорал:
— Стой! — Он неуклюже поднялся и, шатаясь, двинулся на Жульницкого.
Тот подался назад, испугавшись обнаженной волосатой груди и бессмысленного взгляда.
— Что с вами?
Эриксон припер его к стене.
— Что с вами? — повторил инженер.
— Это ты, Джим? — проспектор уставился на него немигающими глазами, протянул руку, вцепился в его мундир.
— Вы пьяны. Оставьте! — Жульницкий пытался оттолкнуть от себя пьяную тушу.
— Я пьян? — взъярился Эриксон и придавил ногой край мешка с золотом, которое, как ему казалось, хотели похитить. Он еще крепче впился пальцами в мундир инженера. — Я пьян? Ты что молчишь? Ты кто? — и он начал икать, тряся за грудь Жульницкого.
Статский советник побледнел от гнева и ощущения своей беспомощности.
— А… — наконец вспомнил Эриксон. — Продал участок? Смотри мне толь… ик! — его шатало из стороны в сторону.
— Вы забываетесь, милостивый государь!
— Смотри мне толь-ик, — все повышая голос, Эриксон погрозил ему кулаком под самым носом, не выпуская вицмундира. — Я де-ло-ик чело-ик! — голова его дергалась.
Статский советник почувствовал нервную дрожь во всем теле.
Отпустив, наконец, чиновника, владелец прииска шагнул к полке и, разливая виски по полу, наполнил стакан.
— Пей! Губер-натор! — Эриксон по-хозяйски похлопал его по плечу, поднося стакан, как лакею.
— Я не позволю! — чиновник не смог закончить фразы, спазма сдавила ему горло.
— Ну и черт с тобой! — пробурчал Эриксон, направляясь к постели и швырнув стакан на пол.
Заложив руки за спину, Жульницкий ходил по комнате. Он чувствовал себя оплеванным. И кем? Наглецом, проходимцем без роду и племени, без чина и звания! Негодяй готов уже сесть ему на шею. Инженер остановился, закурил, с ненавистью покосившись на храпевшего проспектора. Тот лежал поперек широкой кровати, лицом вниз. На каблуках огромных сапог тускло поблескивали подковки. Никто и никогда не позволял себе подобным образом обращаться с дворянином, статским советником, инженером Горного департамента! А этот считает, что купил не только участок, но и его. Наглец! «Деловой человек»…
Дымя трубкой, чиновник снова заходил но комнате. В нем проснулся Жульницкий-студент. Все сейчас потускнело в его сознании: и губернатор, и образ красавицы-жены, и золото — все, все! Из тех чувств, которые боролись в нем еще с вечера, брало верх оскорбленное самолюбие.
«…Продаем, продаем по частям. Торгуем, берем взятки. Но кому продаем? Чужеземцам, наглецам! — он застегнул сюртук. — Сегодня — я, завтра — другой, послезавтра — третий… Так можно… Отдали край хищникам! А сами, русские, подбираем объедки? Позор! Позор! Нет, раньше вы не были таким! Стыдно, господин статский советник! Да-с, стыдно! Он вам готов на шею сесть, этот янки. Сегодня — вам, завтра — краю, потом — России?»
— России? — вслух повторил он.
Он же русский человек, но как он пал, как он пал! Жульницкий сел за стол, охватил руками гудящую голову.
Эриксон храпел.
Начинало светать.
— Нет, я научу этого наглеца уважать русское чиновничество! — громко произнес Жульницкий и в клочья разорвал соглашение. — Это золото я заберу без веса и без всяких соглашений.
Все раннее утро, лихорадочно работая, просидел инженер над бумагами. Когда Эриксон поднялся, ему было предложено подписать вместо договора акт, где перечислялось все достойное перечисления и в соответствии с концессионным договором, в связи с его очевидным нарушением, указывалось, что золото изымается для сдачи представителю компании во Владивостоке.
Олаф похолодел.
— Вы с ума сошли? — голова его втянулась в плечи, глаза и рот широко раскрылись.
— Господин Эриксон! Прошу не забывать, что вы разговариваете с представителем власти того государства, на чьей земле имеете честь находиться, — обрезал его чиновник.
— Я ничего подписывать не буду.
— В таком случае я арестую вас и вместе с золотом отправлю во Владивосток.
Эриксон мучительно старался припомнить подробности минувшей ночи. «Ловушка! Попался, как заяц. Сам показал золото…»
— Итак? — потирая сухие руки, произнес Жульницкий, покалывая его острым, ястребиным взглядом.
— Я не уполномочен компанией. Мистер Роузен…
— Еще вчера я изволил вам, кажется, заметить, что не имею ни времени, ни желания слушать о вашем мистере Роузене.
Американец сделал еще одну попытку выпутаться.
— Я готов отдать золото, но подписывать… Поймите… — с мольбой в глазах он приподнял руки: его подпись под таким актом была бы равносильна аннулированию концессионного договора с компанией.