Покаянные сны Михаила Афанасьевича
Шрифт:
— Да вы шалун. — Алекс рассмеялась.
Вот так нередко нелицеприятный разговор перерастает в задушевную беседу. Надо только обнаружить ту струну, затронув которую можно услышать дивную мелодию, а не бабий вой на коммунальной кухне. И все же непонятен столь резкий переход. Видимо, дело не во мне или же не во мне одном. Что же такое с ней случилось? Я так и спросил.
— Ах, Михаил! Я так несчастна, — вздохнула Алекс. — А тут еще Марина и вы…
— Так что случилось-то?
— Вы знаете… Вы теперь почти что свой… В общем, муж мне изменяет.
Сказала
— Алекс, если я чем-то вам смогу помочь…
— Ой, да что вы можете? — махнула безнадежно рукой.
И вдруг посмотрела на меня как-то по-особенному. Товар, конечно, залежалый, но ведь на крайний случай-то и он сойдет.
Увы, мне эта ее идея не понравилась. Честно скажу, никак не улыбалась. И дело даже не в том, что не хотел Марине изменять. Клятву верности я ей не давал, так что в иных обстоятельствах все было бы возможно, но… Но здесь все было не так. И неожиданный визит, и жалоба на мужа, и эти ее слова: «Да вы шалун!» Все это укладывалось совсем в другую схему. Во мне росло убеждение… Я просто чувствовал подвох. Ах, эта Алекс! Сразу припомнились повадки князя. Донос, угрозы… Теперь вот и до провокации дошло. Да, эта, видимо, вся в деда.
Я посмотрел на ее сумку — в ней уместился бы и диктофон. А после дать прослушать Марине наш разговор и уж непременно то, что произойдет в постели. Не надо быть провидцем, чтобы описать реакцию… Да, чуть не влип. Вот ведь какой невиданный расклад! Единственный способ избежать скандала в том, чтобы сейчас же выпроводить ее отсюда! Но как?
Я вдруг схватился за живот и стал оседать на пол.
— Боже мой! Что с вами? — Алекс поднялась со стула и с ужасом смотрит на меня.
— Да вот опять… Вы уж меня простите, мадам… Но эта французская еда… лягушки в пряном соусе…
— Ах, извините, мне пора! — Держа надушенный платок у своего рта, Алекс устремилась к выходу.
Ее и след простыл. А я вдруг почувствовал, что и в самом деле прихватило. Такое может случиться с каждым — даже с тем солдатом, который выиграл свой бой…
Как же я был удивлен, когда примерно через час в комнату вбежала Марина и уже с порога, чуть не плача, прокричала:
— Ты знаешь, мой отец бабник и отъявленный лгун!
Нетрудно было догадаться, откуда ветер дует. Наверняка уже успела прослушать диктофон…
— Успокойся, — говорю. — Все это выдумки!
— Да нет же, я точно знаю. Колетт, моя подруга… Вот сучка-то!
Таких слов я от нее не ожидал.
— Марина, как так можно?
— А что бы ты сказал, если бы я наставила тебе рога?
Не знаю, что и думать. То ли она меня за кого-то другого принимает, то ли просто не в себе и потому несет черт
— Ну что вам нужно от меня?!
Марина смотрит на меня изумленными глазами. Кажется, я опять не то сказал. Только они ведь даже времени не дают, чтобы подготовиться, ситуацию обдумать. Идут одна за другой. Эй, кто там следующий за дверью?
Но нет, в комнате тишина, только по карнизу стучит капель, да за стеной Шарль Азнавур оплакивает чью-то несчастливую судьбу. Ну вот и я, вместо того чтобы успокоить, поддержать Марину, сам расхныкался.
— Этого я от тебя не ожидала…
— Да я и сам… Ты меня прости, — нежно целую ее руку. — Но как-то все одно к одному.
Марина улыбнулась. Вот удивительный характер! Обиды моментально забывает. Во всяком случае, даже виду не подает, что затаила злобу. Конечно, если речь идет о любящих ее, близких и любимых ею людях.
— Ах, бедненький! Совсем тебя бабы доконали. — И стала гладить меня по голове. Совсем как Тася тогда, в сельской больнице под Смоленском…
И вот уже опять. Мы устали от объятий. Да можно ли от любви устать?
— Ты никогда не говоришь про то, как любишь…
— Я просто без ума от тебя!
— Ведь врешь, — опять смеется.
— Как можно? — притворно возмущаюсь. — Впрочем, я, конечно, не всегда безумен. Только когда мы вместе.
— Это уже ближе к истине. И я тоже… я больна тобой!
Больше не надо слов. Потому что есть нечто более выразительное, чем слова…
Но вот откинулся на подушку, закуриваю сигарету.
— А как же с Алекс и твоим отцом?
— Не знаю, — смотрит задумчиво в окно. — Они же взрослые люди. Как-нибудь разберутся сами. Только очень все противно. Ах, если бы не ты…
— Что — я?
— Знаешь, тогда на кладбище, у могилы… Я туда пришла, потому что стало очень грустно. Потому что чувствовала, что совсем одна. А там — княгиня Кира и я. Надеялась, что она поймет, что-нибудь подскажет.
— И подсказала?
— Конечно! Разве ты не понял? Теперь есть ты и я.
В те чудные дни я и подумать не мог о том, что нам придется когда-нибудь расстаться.
25
И вот я снова лечу. Рейс из Парижа в Нью-Йорк знаменитого «конкорда». Еще полгода назад не мог об этом и мечтать. Да что тут говорить — о том, что будем делать фильм, ни единой мысли не было. Мне бы радоваться, но мешает некая неясность, невнятно сформулированное опасение. А дело в том, что тесть Поля согласился финансировать наш фильм с одним условием. Он, видите ли, имел обыкновение лично переговорить, разобраться, что там автор написал в сценарии. Да по большому счету я не против. Даже несмотря на то, что ради этой встречи вынужден тащиться за тридевять земель. Но что будет за условие, Поль мне не сказал, будто бы и сам еще не знает.