Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Приняв окончательное решение по поводу базы и маршрута, Амундсен занялся изучением результатов экспедиции Шеклтона, чтобы понять его ошибки. Намного труднее обучаться на примере успеха, ведь неудачи всегда нагляднее. Ничто не иллюстрирует масштаб личности Амундсена лучше, чем его способность противостоять гипнозу блестящих достижений своих предшественников. Ему хватило прозорливости разглядеть несчастье, маячившее в течение всего путешествия вокруг экспедиции Шеклтона. Это было главным уроком, который следовало усвоить.
Шеклтон пошёл на огромный риск. Он сократил рацион до минимума. Промежуточные склады были слишком малы, слишком редки и слишком плохо помечены. Людям часто приходилось почти бежать, чтобы попасть к ним вовремя, а это было вопросом жизни или смерти. Амундсен сразу же отверг такой план как неприемлемый.
Из опыта Шеклтона он сделал вывод, что борьба за полюс должна стать лыжной гонкой, пусть и очень сложной. И действительно, Шеклтон позднее сам признавал это в своих лекциях.
Поэтому Амундсен, продолжая восхищаться Шеклтоном (лихим пиратом и ярким лидером), не желал воспроизводить его методы. Героическая борьба этого человека, которая предоставила столько поводов для размышлений, на самом деле была красноречивым предупреждением. С точки зрения оснащённости транспортом пример Шеклтона явственно показал, чего следует избегать. И не только потому, что, отправившись по ложному пути экспедиции на «Дискавери», он отказался от лыж ради пешего перехода и использования людей в качестве тягловой силы — метода, к тому моменту устаревшего и дискредитировавшего себя за пределами Англии, но в который раз ставшего основой для подвига. Собак взяли, но обращались с ними неправильно, не понимая их. Чем больше Амундсен изучал опыт Шеклтона, тем сильнее верил, что сам находится на правильном пути.
Проблемой, как всегда, были деньги. Опасения по поводу того, что Кук и Пири погубят его шансы на получение финансирования, скоро подтвердились. Меценаты отзывали свои вклады. Производители отменяли обещания бесплатных поставок. Лорд Нортклифф, предложивший пять тысяч фунтов стерлингов за права на публикацию о покорении полюса, теперь вообще не желал ничего платить — конечно, пребывая в уверенности, что имеет дело с планами экспедиции на Северный полюс. Амундсен оказался в шатком положении.
Он запросил у правительства на 25 тысяч крон больше для того, чтобы заплатить ещё восьми членам экспедиции — теперь их было двадцать два человека вместо четырнадцати — за дополнительные шестнадцать месяцев. Эти люди должны были стать береговой партией экспедиции в Антарктике, а к основному плановому времени пришлось прибавить срок, необходимый для похода на Южный полюс. Амундсен замаскировал это необходимостью проведения научных исследований. Как заметил в ходе дебатов в Стортинге герр Альфред Эриксен, социалист и оппонент Амундсена, это должно было довести величину вклада государства «до более чем четверти годового бюджета на культуру в целом». Кроме того, Эриксен не преминул напомнить, что во время обсуждения вопроса по выделению гранта год назад Стортинг убеждали «в максимально обязывающей манере, что [это] — последняя сумма». В этот раз Эриксен привлёк коллег на свою сторону, и просьбу Амундсена отклонили шестьюдесятью шестью голосами против сорока двух.
После этого Амундсен стал считать Стортинг «сборищем Иуд», окончательно убедившись в необходимости хранить все планы в тайне. Частные и общественные пожертвования иссякли, из необходимых 300 тысяч крон ему недоставало 150 тысяч.
Трогательный поступок совершило Королевское географическое общество в Лондоне, выделив Амундсену 100 фунтов стерлингов для его экспедиции на север. Скотту оно смогло пожертвовать лишь 500 фунтов.
Амундсен давно перестал беспокоиться о тонкостях и соразмерности бюджета. Его главной целью было уберечь корабль от претензий кредиторов. Если он покорит полюс, ему всё простят. Но провал станет преступлением.
Всё необходимое Амундсен старался покупать в кредит. Он заложил свой дом и внёс в фонд экспедиции как минимум 25 тысяч крон. Своему брату Леону он передал управление всей деловой частью предприятия, взамен согласившись выплатить ему 25 тысяч крон и «10 % чистых доходов от антарктического и арктического плаваний „Фрама“». А потом умыл руки и полностью отошёл от денежных вопросов, чтобы иметь возможность посвятить себя главному — подготовке снаряжения.
Амундсен ничего не принимал на веру и был последователен в пристальном внимании к деталям. Так, он категорически отверг имевшиеся в продаже тёмные очки для горнолыжников и заказал их изготовление в соответствии с моделью доктора Фредерика Кука. Он настоял на разработке специальных лыж, поскольку считал, что главные элементы снаряжения должны быть непременно адаптированы в соответствии с целями экспедиции. Как всякий уважающий себя лыжник, он был просто одержим снаряжением. Лыжи тогда делались не из слоёной фанеры, как сейчас, а из цельной деревянной планки, и споры в этой области велись в основном по поводу вида древесины, её происхождения, текстуры, возраста и качества просушки. Пропорции тоже ещё не были окончательно признаны и утверждены. Амундсен заказал модель, которая представляла собой нечто среднее между лыжами для прыжков и лыжами для бега по пересечённой местности. Они были очень длинными — около восьми футов — и узкими для такой длины. Именно такая конфигурация, как полагал Амундсен, требовалась в условиях Антарктики. Длинные лыжи нужны были для того, чтобы преодолевать как можно более широкие расселины в леднике. Большая поверхность опоры позволяла не разрушать снежные мосты, не проламывать наст и не проваливаться в рыхлый снег. На таких лыжах, имевших характеристики беговых и предназначенных для пересечённой местности, было легче передвигаться из-за пониженного сопротивления. Кроме того, они были устойчивыми, более прочными, хорошо держали направление по прямой и требовали меньших физических усилий при движении. Появились и другие полезные усовершенствования: сужение лыжи в центральной части и сильно загнутый острый носок, чтобы легче преодолевать сугробы и хоть на унцию, но увеличить продолжительность скольжения, тем самым экономя драгоценную энергию. Из всех материалов Амундсен предпочёл карию. Эта древесина идеально подходила для придуманных им лыж — тяжёлая, но прочная, эластичная, с плотными волокнами. Она не промокала, хорошо удерживала воск и, кажется, лучше всего подходила для низких температур [55] . У Амундсена имелся большой запас очень качественной карии, купленной в Пенсаколе девять лет назад.
55
Это мнение было подтверждено позднее. Когда двадцать лет спустя на рынке появились лыжи из слоёной фанеры, карию стали использовать для изготовления подошвы и укрепления самых слабых мест — пятки и носка.
Единственным недостатком таких лыж оказалась длина, из-за которой поворачивать было чертовски трудно. Но это имело значение только при спуске с плато, то есть на участке максимум в сотню миль из всего маршрута, чья общая протяжённость составляла 1400 миль. Потеря энергии на участке в сто миль была ничтожно мала по сравнению с её экономией на всём остальном пути.
Как всякий лыжник, Амундсен внимательно относился к ботинкам и креплениям. Он выбрал крепления для горных лыж с фиксированной пяткой, только что появившиеся на рынке, поскольку они обеспечивали эффективный контроль устойчивости стопы и позволяли сберечь энергию. Требовались достаточно жёсткие в продольном направлении ботинки, которые должны были подходить к креплениям и иметь шипы для ледяных склонов, но при этом оставаться достаточно гибкими для подъёма в гору, не сдавливать ноги и защищать их от обморожения при низких температурах, в отличие от обычной твёрдой обуви. Удалось разработать такие необычные ботинки с кожаными подошвами и брезентовым верхом. Они были огромными, позволяли надеть несколько пар носков и подложить толстые стельки. Имевшиеся в продаже крепления тоже нуждались в совершенствовании. Амундсен запустил процесс разработки новых креплений, который длился почти два года, принёс одни разочарования, но так и не был закончен. В итоге он остановился на креплениях Хьютфелда, раннем варианте пяточной петли с застёжкой-фиксатором Хойера-Эллефсена.
Много внимания уделялось питанию. Преследуемый воспоминаниями о зимовке на «Бельжике», он беспокоился по поводу цинги. И решил, что единственной предупредительной мерой может стать свежая пища, тем более что никакой теории токсинов для него не существовало [56] .
Амундсен снова обратил пристальное внимание на пеммикан. В ходе короткой поездки в Америку в конце 1909 года он узнал, что чикагская компания «Арморс», поставщик мясных консервов, предлагавшая ему бесплатный пеммикан, слилась с другой фирмой и отозвала своё предложение, поскольку Северный полюс уже был покорён, и Арктика потеряла ценность с точки зрения рекламы. Но нет худа без добра — в результате Амундсен разработал продукт, который оказался гораздо лучше.
56
В 1907 году, когда Амундсен начал подготовку к экспедиции, в Христиании А. Хойстом и Т. Фрёмихом были проведены исторические эксперименты, которые привели к открытию витамина С. Учёные вызвали цингу у морских свинок, лишив их свежей пищи. Это свидетельствовало о том, что заболевание связано с недостатком каких-то веществ в рационе животных.
Пеммикан, содержавший белки и жиры в концентрированном виде, имел очень высокую плотность, из-за чего его употребление в пищу приводило к ухудшению самочувствия человека, сильно нарушая пищеварение. В норвежской армии проводились эксперименты с использованием пеммикана в качестве неприкосновенного запаса, но его сочетали с горохом, чтобы добавить в рацион клетчатку и сделать пищу легко перевариваемой. Амундсен слышал об этом и после нескольких испытаний на себе заказал партию пеммикана, в который были добавлены овсяные хлопья и горох. Эта, казалось бы, мелкая деталь имела серьёзное значение. В экстремальных условиях элементарные действия начинают требовать серьёзных усилий, беспокойство по поводу работы мочевого пузыря и кишечника становится неотвязной мыслью. Тяжесть в желудке приводит к плохой работе пищеварительного тракта, напрасным усилиям и ухудшению настроения. Диарея в условиях, когда опорожнение кишечника становится целым делом (например, во время бурана, когда снежинки жалят, как песок из пескоструйной машины, и высока угроза обморожения), уже не кажется шуткой, а запор — и того хуже. Амундсен понимал, что думать о профилактике нужно ещё до начала экспедиции.