Покушение
Шрифт:
— Немецкие граждане и гражданки!.. Если я сегодня обращаюсь к вам, то делаю это по двум причинам: во-первых, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я цел и невредим, а во-вторых, чтобы вы узнали подробности о преступлении, которому нет равного в истории Германии…
Труп полковника фон Штауффенберга сбросили в яму, словно мешок с углем.
Бывший командующий армией резерва генерал-полковник Фромм посетил рейхсминистра Геббельса и радостно приветствовал его:
— Хайль Гитлер!
В Париже Штюльпнагель принял решение капитулировать.
В Берлине капитан фон Бракведе, с портфелем под мышкой, скрываясь в тени домов, пробирался на север, в направлении улицы Шиффердамм…
Фюрер тем временем продолжал:
— …Мизерная кучка тщеславных, бессовестных и вместе с тем преступных, глупых офицеров организовала заговор, чтобы устранить меня…
Труп генерал-полковника Бека кинули на труп полковника фон Штауффенберга.
Обер-лейтенант Герберт многозначительно взглянул на свою невесту и откупорил новую бутылку, чтобы выпить за окончательную победу.
Генерал-фельдмаршал фон Клюге презрительно посмотрел на радиоприемник, изрыгающий проклятия заговорщикам, и ему показалось, что он, словно в зеркале, увидел оратора…
Фюрер не унимался:
— …Мизерная кучка преступных элементов пыталась, как в тысяча девятьсот восемнадцатом году, нанести кинжалом удар в спину… Теперь они будут беспощадно истреблены…
Графиня Элизабет Ольденбург-Квентин лежала на кровати, слушала речь фюрера и плакала, а двумя этажами ниже радостно бесновался шарфюрер Йодлер:
— Теперь мы уничтожим всех этих свиней!
На кладбище у кирки святого Матфея последним сбросили в могилу труп обер-лейтенанта фон Хефтена.
Рейхсминистр Геббельс, выслушав бывшего командующего армией резерва Фромма, язвительно заметил:
— Вы, кажется, чересчур спешили упрятать в землю нежелательных свидетелей!..
Фюрер заканчивал выступление:
— …Недопустимо, когда на фронте сотни тысяч, миллионы честных людей отдают свои жизни, а здесь, в тылу, небольшая кучка преступных, тщеславных, жалких тварей непрерывно пытается сорвать их усилия… На сей раз мы рассчитаемся с ними так, как подобает национал-социалистам…
— Благослови господь нашего любимого фюрера! — преданно шептала фрау Брайтштрассер, оставив свой наблюдательный пост на несколько минут, а как раз в это время по лестнице торопливо поднимался капитан фон Бракведе.
Штурмбанфюрер Майер передавал по телефону распоряжение на Принц-Альбрехт-штрассе:
— Освободить столько камер, сколько возможно.
И вскоре Фогльброннер получил особое задание…
Улицы Берлина были пустынны. Уставшие за день жители спали тревожным сном, бомбардировщики союзников в эту ночь — благодарение богу! — не прилетали.
Ефрейтор Леман, по прозвищу Гном, предстал перед своими единомышленниками:
— А вот и я! Пришел опять малевать лозунги на благо Германии. Сегодня, например, необходимо написать: «Соотечественники, не давайте себя дурачить!» Кроме того, мы получили пополнение. Этого человека даже я с большим почтением величаю графом…
После выступления фюрера прозвучал бравурный марш, а затем раздался нарочито энергичный голос рейхсмаршала Геринга:
— Невероятно подлое покушение на убийство, которое предпринял полковник фон Штауффенберг…
Труп полковника фон Штауффенберга засыпали землей.
Фромм пил вино из личных подвалов рейхсминистра Геббельса.
На глаза подполковника фон Хофаккера навернулись слезы…
Гиммлер докладывал в ставке фюрера:
— Мятеж провалился. В Берлине царит спокойствие. Производятся аресты…
После того как была прокручена пластинка с бравурным военным маршем, выступил гросс-адмирал Дениц. По силе истинно германских выражений он даже превзошел предыдущих ораторов.
— Преступное покушение на жизнь нашего любимого фюрера наполняет нас чувством безграничного гнева и безмерной ярости, — высокопарно вещал он. — Клика сумасбродных генералов, которая не имеет ничего общего с нашими доблестными сухопутными войсками, с трусливым вероломством замышляла это убийство… — А в заключение выступавший сказал: — Заговор… полностью провалился… Часть главарей… сами лишили себя жизни… Остальные… виновные… будут привлечены к ответу…
Слушая собственную речь в жилом бункере, Гитлер все время одобрительно кивал и наконец заявил:
— Я хочу видеть, как они висят! Я это хочу видеть!
— Что вас так испугало, дорогая? — ободряюще улыбнулся капитан фон Бракведе графине Ольденбург и опустился в кресло. — А я думал, что вы будете мне рады, даже если я приду к вам среди ночи…
Элизабет растерянно посмотрела на него и машинально поплотнее запахнула халат.
— Боже мой, как вы очутились здесь?
— Вы боитесь?
— Не за себя, за вас!
Элизабет погасила верхний свет, оставив включенной лишь лампу под красноватым абажуром возле кровати, и поспешила к окну. Дрожащими руками она отодвинула в сторону узкую полоску шторы затемнения и боязливо выглянула наружу.
— Не бойтесь, я у вас не задержусь, — попытался успокоить ее фон Бракведе. — Но прежде чем удалиться, я хотел бы узнать, что вы, собственно, сделали с моим братом, мальчик совсем потерял голову. Что произошло?
— Здесь было гестапо… почти весь день, — объяснила Элизабет. — И сейчас, как мне думается, они снова сюда пожаловали.
Фон Бракведе быстро подошел к окну, выглянул наружу и увидел, как к дому подкатил темно-серый лимузин. Из машины вылез Фогльброннер и посмотрел на окна третьего этажа.
— Молодец этот Майер, знает свое дело! — восхищенно сказал капитан. — Однако всего предусмотреть и он не в состоянии. Где я могу спрятаться?
Элизабет втолкнула его вместе с портфелем в узкую, без окон, каморку между кухней и туалетом, в которой в свое время прятались «гости» фрау Валльнер.
— Что вам угодно? — спросила графиня Ольденбург у Фогльброннера, который застыл перед ней в выжидательной позе. — Вы что, явились арестовать меня? Так пожалуйста, я в вашей власти.