Покушение
Шрифт:
Фромм приказал принести бумагу и письменные принадлежности и удалился, оставив арестованных под охраной солдат с оружием на изготовку. Через пять минут он вернулся и объявил:
— Именем фюрера состоялся военно-полевой суд…
Впоследствии никто не мог засвидетельствовать, состоялся ли в действительности этот суд, на котором слова обвиняемым не предоставляли. Неизвестно, кто входил в состав суда, не сохранилось ни протоколов, ни копий приговора. Все это так и осталось невыясненным в суматохе того кровавого дня.
А Фромм между тем продолжал:
— Суд приговорил к смерти: полковника генерального штаба Мерца фон Квирнгейма; генерала от инфантерии Ольбрихта; вот этого полковника, имени которого я не желаю знать… — Генерал-полковник указал рукой на фон Штауффенберга. — И вот этого обер-лейтенанта… — Фромм имел в виду фон Хефтена.
И снова воцарилось молчание. Напрасно Фромм ждал жестов несогласия, возгласов протеста. В глазах обвиняемых он прочитал лишь горькое презрение.
Тогда он поспешно воскликнул:
— Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно! — и обратился к лейтенанту, стоявшему сзади с автоматом на изготовку: — Возьмите несколько человек и приведите приговор в исполнение внизу, во дворе.
— Есть! — послушно ответил лейтенант.
Его фамилия также осталась неизвестной.
Стрелки часов приближались к полуночи.
Во дворе стоял грузовик с включенными фарами, свет от которых падал на серую мрачную стену. Слева и справа возвышались кучи из мешков с песком, предназначенных для защиты от воздушных налетов. Теперь же они должны были служить заграждением от пуль.
Приговоренные к смерти в сопровождении конвоя молча спустились по каменной лестнице во двор и выстроились в ряд примерно в двадцати метрах от главного входа. Солдаты взяли автоматы на изготовку.
— Заряжай! — скомандовал лейтенант.
Солдаты щелкнули затворами.
Приговоренные к смерти стояли, касаясь друг друга. В последние минуты своей жизни они увидели ослепляющий свет направленных на них фар, изломанные тени вокруг и темное небо, тяжело нависшее над ними.
— Огонь! — прокричал лейтенант.
Доктор Ойген Г, прислонился к стене и каждой клеточкой своего тела чувствовал направленные на него взгляды трех солдат. Один из них держал в руке пистолет и наблюдал за двумя другими, а те напряженно целились в стоявших против них людей.
— Не вздумайте пошевелиться! — предупредил солдат.
Доктор оглядывался, будто ждал чего-то. Но как можно изменить ситуацию? Броситься на автоматчиков? Однако шансы на успех были наверняка равны нулю.
— Я был готов к этому, — сказал человек, стоявший справа от Ойгена Г.
Это был Хельмут Джеймс фон Мольтке, адвокат и эксперт по военному и международному праву при верховном командовании вермахта. Он сдержанно улыбался, но улыбка его казалась неестественной.
— Придержи язык, а то буду стрелять! — прервал его один из солдат.
Слева от доктора стоял Бертольд фон Штауффенберг, брат полковника. Он был молчалив, совершенно неподвижен, но дышал тяжело.
И вдруг они услышали знакомый голос, голос Клауса фон Штауффенберга. Казалось, он донесся до них откуда-то издалека.
— …Германия! — воскликнул этот голос, но залп, похожий на раскат грома, заглушил его.
— Огонь! — скомандовал лейтенант, и солдаты выстрелили.
Генерал-полковник Фромм внимательно наблюдал за этой процедурой.
Так называемые свидетельства очевидцев стали известны лишь годы спустя, и все они были очень противоречивы. По одной версии расстрелом руководил лейтенант по фамилии Шади, по другой — его фамилия была Шлее.
Полковник Ремер, в недавнем прошлом майор, уверял, что он тут ни при чем, а Кальтенбруннер свидетельствовал — его слова подтвердили Мюллер, Майер и Скорцени, — что, когда его люди заняли Бендлерштрассе, все уже было кончено.
Таким образом, бесспорно только одно: названный лейтенант дал своим солдатам команду стрелять, и они послушно ее выполнили.
Обер-лейтенант фон Хефтен рухнул как подкошенный. Вслед за ним упал генерал Ольбрихт. Полковник Риттер Мерц фон Квирнгейм в последнюю минуту попытался заслонить собой Клауса фон Штауффенберга, который успел перед смертью крикнуть:
— Да здравствует свободная Германия!
Часть третья
НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ
Пожертвовать своей жизнью ради столь справедливого дела — не слишком дорогая цена.
НОЧЬ, ДЛИВШАЯСЯ БЕСКОНЕЧНО
Сразу после полуночи во дворе дома на Бендлерштрассе прогремело троекратное «зиг хайль». Первым этот боевой клич нацистов провозгласил генерал-полковник Фромм, а столпившиеся вокруг четырех трупов солдаты подхватили его.
Фромм взглянул на небо, потом на лица окружающих, которые почему-то виделись ему грязно-серыми пятнами. Голоса, отражаясь от стен, звучали приглушенно, невнятно. И жаркая берлинская ночь, казалось, изнемогала от духоты.
Генерал-полковник зашагал прочь, не глядя на офицеров, и те сторонились, уступая, ему дорогу. Вопрошающая тишина сопровождала генерала, и был слышен только его топот.
Войдя в свой кабинет, Фромм озабоченно бросил:
— Телеграмму фюреру! — и тяжело опустился на стул, не обращая внимания на собравшихся. Это были в основном новички, и Фромм считал их людьми почти посторонними. Он диктовал так, словно передавал традиционное донесение: — «Попытка переворота подавлена… Все главари расстреляны… С неизменной верностью… — И закончил, как обычно: — Время — один час двадцать минут».