Покушение
Шрифт:
— Я хотел бы провести заключительное совещание, — потребовал Скорцени.
— Прибывшие войска готовы к захвату, — сообщил генерал Рейнике. — Здание окружено со всех сторон, у всех выходов будут стоять танки, при малейшем сопротивлении приказано стрелять. Остальное — в соответствии с прежними указаниями.
— Хорошо, — кивнул Скорцени. — Как только будет дана команда — вперед в эту крысиную нору!
— Для нас важны два момента: обеспечение сохранности бумаг и арест всех подозреваемых в измене, — напомнил шеф гестапо.
— Я тут подготовил довольно обширный список, — заявил штурмбанфюрер Майер, — но, судя по последним сообщениям, он далеко не полон.
— Для большей верности необходимо захватить всех сразу, без исключения, — сказал Скорцени.
— Но не моих людей! — запротестовал Майер.
Шеф гестапо внимательно посмотрел на него:
— Вы хотите кого-то обезопасить, мой милый? Может быть, самого себя?
— Я просто решил позаботиться обо всем загодя, — уточнил Майер.
— Довольно поздно, как мне кажется. — И обергруппенфюрер СС заулыбался.
— Однако не слишком поздно, — возразил Майер.
Скорцени понимал, о чем идет речь. Каждый старался заранее укрепить свои позиции. И чтобы не дать маленькой стычке перерасти в бесконечно долгие дебаты, он предложил:
— Пусть группы захвата проводят необходимые аресты, а люди Майера в это время будут обеспечивать сохранность всех бумаг, какие только удастся обнаружить. И не будем больше медлить.
— Я считаю, что нам некуда торопиться, — сказал штурмбанфюрер Майер. — Очень скоро все придет к логическому концу, причем без единого выстрела.
— Почему вы так уверены? — спросил шеф гестапо.
Майер самодовольно рассмеялся, а затем ответил:
— Именно потому, что я вовремя обо всем позаботился. У меня есть надежные офицеры внутри здания, и они уже начали проведение операции. Впрочем, вы и сами скоро убедитесь, что мои марионетки пляшут тогда, когда надо.
— Надеюсь, — произнес обергруппенфюрер Мюллер с подчеркнутой иронией.
— По мне, уж лучше бы они перестреляли друг друга, — заявил Скорцени. — Головы все равно покатятся — так какая разница!
— Да-да, главное — никого не упустить, — поддержал его шеф гестапо и многозначительно посмотрел на Майера.
— Дорогой Леман, я собираюсь вас слегка позабавить, — взял граф фон Бракведе за руку ефрейтора.
Гном выжидающе уставился на капитана:
— Вы все-таки хотите совершить прогулку?
— Вот именно! Но возможно ли это?
— Разумеется, — сказал Леман. — Я как раз собирался исчезнуть отсюда, но, честно говоря, никак не надеялся на столь приличное общество. Можно поинтересоваться, за что такая честь?
— Необходимо вынести портфель в безопасное место.
— И куда же конкретно?
— Куда угодно!
— Ну, неплохо бы это знать заранее. — Ефрейтор Леман с задумчивым лицом сидел на письменном столе капитана. — К старым друзьям обращаться нельзя — к ним очень скоро заявится гестапо. Однако если вы, господин граф, согласитесь принять помощь у товарищей, с которыми я недавно познакомился, я бы порекомендовал вам несколько надежных адресов.
— Послушайте, сейчас не время для шуток! — нетерпеливо воскликнул фон Бракведе. — Вы ведете себя так, будто присутствуете на спектакле, а ведь Бендлерштрассе могут оцепить в любую минуту!
— И это, господин капитан, произойдет именно в тот момент, который я наметил…
Граф фон Бракведе не знал, то ли беззаботно смеяться, то ли проявлять беспокойство, а Леман разрезал сигару на две части и ту, что побольше, протянул капитану.
— Я собираюсь действовать по системе обер-лейтенанта Хаммерштейна, — принялся объяснять он фон Бракведе. — Мы пробираемся на крышу, затем спускаемся вниз, проходим через подвалы двух разбомбленных домов, вдоль разрушенной стены и около десяти метров по старой канализационной шахте — и вот уже поплевываем в Шпрее.
— Так вперед! Мне не терпится встретиться с вашими друзьями, включая прекрасных студенток. Чего же мы ждем?
Леман, сощурившись, глядел на дым своей сигары.
— Чем теснее смыкается кольцо вокруг Бендлерштрассе, — произнес он, — тем лучше для нас. Мы посмотрим на этот спектакль с крыши, а когда все войдут в здание, нам практически останется только совершить небольшую прогулку.
— Он мертв, — доложил фельдфебель, имея в виду генерал-полковника Бека.
Фромм кивнул. Решительное выражение его потемневшего лица говорило: «Очень жаль, но это было неизбежно».
— Следующий! — скомандовал он.
Вперед вышел генерал-полковник Гёпнер:
— Я могу доказать свою невиновность. Мое поведение было продиктовано соображениями чести, и я очень сожалею…
— Вам придется сделать из этого выводы! — констатировал Фромм.
— Есть! — послушно отозвался Гёпнер.
Генерал-полковник Фромм выслушал его с некоторым облегчением: этот человек не мог ему навредить.
— Увести! — приказал он, делая резкое движение рукой.
Унтер-офицер и рядовой пошли впереди, а генерал-полковник Гёпнер последовал за ними, стараясь сохранять выдержку, но никто из присутствующих уже не обратил на это внимания.
Фромм выпрямился. Его взгляд, словно луч прожектора, заскользил по лицам стоявших перед ним генерала Ольбрихта, полковников фон Штауффенберга и Мерца фон Квирнгейма, обер-лейтенанта фон Хефтена.
— А вы, господа?
Офицеры хранили молчание.
Через несколько секунд генерал-полковник Фромм поднялся:
— Думаю, у вас не осталось никаких иллюзий относительно вашей участи. Я должен выполнить свой долг. В вашем распоряжении несколько минут — можете написать прощальные письма.