Полчаса
Шрифт:
И тринадцать сорок два не собирался совершать ничего особенного. Он закончил рассматривать грани и, подмигнув, протянул кубик назад. Но перед этим – нажал на кнопку.
Герхард ждал, что Иван пропадет, или кубик пропадет, или раздастся взрыв, или как-то еще сработает эта непонятная магия. Но ничего не произошло, даже не раздалось щелчка. Тринадцать сорок два пожал плечами, Герхард выхватил у него кубик и тут же нажал на кнопку сам.
И тоже ничего не случилось. Кубик все так же оставался в руке, картина не изменилась. Не сработало.
Герхард
Больше кубик у него в руках не работал.
Глава первая
За окном метрономом скрипят качели, учитель рассказывает таблицу умножения, а ты смотришь как царапина на стекле пилит облако. Кричит чайка.
“Кем я стану, когда вырасту?” – спрашиваешь ты. Кем угодно. Могу водить автобусы. В них тепло, уютно, и ничего не нужно делать. Могу стать профессиональным боксером, пограничником, летчиком-испытателем. Могу играть на акциях лондонской биржи, могу показывать фокусы в цирке. Но не могу все вместе. Нужно выбрать что-то одно.
“Что из них лучшее?” Лучше всего делать то, что люблю.
“А что я люблю?” Люблю читать книги. Люблю играть на компьютере. Это сильнее всего. Значит я буду лучшим в мире писателем и автором игр?
“Это глупо – писателем я не заработаю, а без денег не смогу писать. Ничего не получится.” Что если на работе я буду делать игры, а в свободное время писать? Пускай разработка игр будет главной моей профессией, а книги – дополнительным хобби.
“Предположим. Как я этого добьюсь?” Игры делают программисты. Нужно научиться программированию.
“Как?” Лучше всего поступить в технический институт, но можно и по самоучителю.
“Хорошо. Тогда план такой: я прошу родителей купить самоучитель и узнаю о вступительных экзаменах в технический вуз. У меня есть время до конца школы, потом в институте я смогу найти единомышленников, можно будет запустить игру на пробу, а возможно и наняться в компанию.”
Это будет началом.
Ты наклоняешь голову, и облака огибают царапину. Вселенская сфера поворачивается вокруг тебя, потому что теперь ты есть. Существуешь. Твои чувства собираются в мысли, мысли в цепочки, цепочки в сетку, сетка в единую несгибаемую иглу импульса. Воли. Из того, что было грудой мяса, костей, кожи, материи, грязи и желчи – собирается человек.
Ты родился.
Ян Тик оцепенел. Ему было всего восемь с половиной, он был обычным сыном часовщика, но чувство родившегося на его месте существа – ошеломляло. Он родился как человек, не человекообразное, не животное, не овощ, человек и игла его воли указала в небо. То, что он узнал о себе в этот момент – было совершенно неправдоподобно. Ян не поверил. Даже произнести, кто он – прозвучало бы сумасшествием. Но он уже понимал, что осознать себя мало. Следовало вступить на осознанный путь, и сделать это требовалось немедленно.
Прозвенел звонок, и он встал. Ян подошел к передней парте, где сидела девочка по имени Майя. Не отличница, чуть полноватая и рассеянная. Ян отчетливо видел ту единственную бесчеловечную вещь, которую он обязан сделать ровно в этот момент, если согласен быть тем, кем является. Это было самое важное решение в его жизни, и ребенок чувствовал, как давит тяжесть грядущего.
Майя подняла голову, а Ян все не решался. И наконец: “Ты убила кошку”, – четко сказал он, и только тогда почувствовал облегчение. Теперь черта была позади. Он принял решение.
Майя не знала, как реагировать. И тут – поняла и она.
Прозвенел звонок. Все расселись, а Майя беззвучно паниковала. Ян был прав. Она перепутала добавки в кормушке, и теперь могла все исправить только одним способом – вскочить и бежать домой. До обеда оставалось около двадцати минут. Она бы успела. Если бы Ян смотрел на нее, он бы увидел, как дрожат плечи девочки. Учитель начал рассказывать материал. Минута шла за минутой, а Майя все так же сидела, не в силах переступить невидимую границу приличий. Наконец, она сдалась. Понимание вылупилось у нее в груди, как личинка.
“Я убийца”, – с ужасом призналась себе Майя.
“Я бог”, – признался себе Ян.
Пути назад больше не было. Теперь им оставалось только жить с этим.
С первыми лучами солнца проснулась Эльза Баер. В ее временной линии Герхард прошел в стороне, как тень. С места казни он, не растеряв мгновений, скрылся в одном из грузовиков. Эльза его даже не узнала бы. Начиналась новая жизнь – по улицам ехали танки со звездами на боках, и люди кричали “ура” на десятках незнакомых языков. А потом этот день прошел, за ним – еще один, за неделей прошла неделя, за годами шли годы, одно десятилетие сменяло другое, и не было уже ничего удивительного в том, что очередной раз встретив рассвет, фрау Баер закашлялась и включила смартфон.
Это значило, что ее внуку – Карлу Хаслингеру – следовало бежать в аптеку.
По идее у Карла должно было уйти на дорогу три минуты и пятнадцать секунд, однако он задержался у витрины кондитерской, ровно пока не был изгнан Моррисом. Другой бы прошел мимо, но вид увлеченного ребенка вызвал в пожилом почтальоне чувство былой юности, так что, грубо окрикнув мальчика, Моррис оставил свой велосипед с корреспонденцией посреди Бергверг Гассе и направился вверх по склону, где, кварталом выше жил его древний друг Освальд Грин. Поэтому Моррис забыл, что должен доставить письмо Шварцу.
Шварц же – нетерпелив и педантичен. Четырнадцать минут, секунда в секунду, ему потребовалось, чтобы написать жалобу в почтовое управление. Этот текст, полный упреков, раздражения и откровенного хамства ненадежно скрывал в себе всего одну единственную мысль: «Где мое письмо?»
В таких цепочках мелких случайностей всегда кроется фатум. Человеку доступно противостоять болезни, року, судьбе, даже смерти иногда, эти силы хотя бы можно представить мысленно. Но как выглядит сила, которая выстраивает мелкие цепочки случайностей? Зачем она это делает? Чего это сила хочет? Как ей сопротивляться?